Андрей КОНДИН: «По делу Гамбурга мне никто не звонил»
Руководитель Следственного управления СК РФ по Омской области пришел на проект «Место встречи», чтобы ответить на самые острые вопросы.
В четверг, 31 августа, гостем спецпроекта «Омск-Информ. Место встречи» стал человек, которого боятся и уважают все чиновники, бизнесмены и политики региона – глава Следственного управления Следственного комитета России по Омской области Андрей Кондин. Он нашел в своем сверхплотном графике целых полтора часа, чтобы приехать в редакцию и ответить на ключевые вопросы о самых резонансных делах последнего времени. Интерес к Кондину был настолько высок, что многие наши коллеги просились на эту встречу, однако нам пришлось отказать – формат «Места встречи» предполагает ответы на вопросы читателей и журналистов РИА «Омск-Информ».
Общение, надо сказать, получилось весьма динамичным. Руководитель областного следкома привык отвечать лаконично, но емко. Наверное, благодаря этому мы не просто успели задать все заготовленные вопросы, но спросили гостя о многом другом. Ответы были весьма откровенными, к примеру, Андрей Кондин признался, что ему порой жалко людей, в отношении которых СКР приходится заводить уголовные дела. А еще выяснилось, что главный следователь региона никогда не выключает мобильный телефон. Наш гость также рассказал, чем похожи бывший губернатор Леонид Полежаев и нынешний глава региона Виктор Назаров и было ли давление на следком в связи с делом Юрия Гамбурга. В общем, читайте интервью – не пожалеете!
ВОПРОСЫ ЧИТАТЕЛЕЙ
– Чем отличается деятельность Следственного комитета от деятельности прокуратуры? Кто выше?
– Наверное, не совсем правильно говорить: кто выше, кто ниже. Следственный комитет расследует уголовные дела, а прокурор осуществляет надзор за этим расследованием, чтобы следователи не допускали нарушений закона. Если выявит такие нарушения, прокурор реагирует, заставляет нас исправлять. В этом отличие. Тогда прокурор выше, получается – раз он надзирает.
– На вас не было давления, когда арестовали Гамбурга? Назаров не звонил?
– Нет, не звонил. Я находился в отпуске в этот момент. Не звонил Назаров.
– В этой истории всех очень удивило поручительство губернатора за своего первого заместителя. Вы раньше с подобным когда-нибудь сталкивались?
– Мы нормально отреагировали. Он свою позицию высказал таким образом, мне кажется, это нормально. Я, по крайней мере, не обиделся. А вообще в моей практике это первый такой случай.
– Почему Гамбурга не посадили раньше, когда он продавал «Зеленый остров»?
– Это совсем разные истории. Относительно «Зеленого острова» оценку его действиям давало Следственное управление по Сибирскому федеральному округу, оно этим занималось. Они приняли решение об отказе в возбуждении уголовного дела, не нашли там состава преступления. А земли в том случае вернулись в муниципалитет, судебное решение было. Ущерба, получается, не было.
– Можно ли в принципе победить коррупцию? Как вы это видите?
– Это такая сложная тема, в двух словах не скажешь. В любом случае с этим бороться надо. Но победить, видимо, нет.
– Кто из юристов России и Омска является для вас авторитетом?
– Александр Иванович Бастрыкин, руководитель Следственного комитета России (улыбается). А из истории все сразу вспоминаютКони, Плевако, это были очень уважаемые люди. Можно их назвать, наверное.
– А из тех юристов, которые противостоят вашим следователям?
– Разные есть люди. Наверное, сейчас самая громкая фамилия – это Хабаров, который в нескольких процессах задействован.
– Молва еще часто называет Романовских, которые, что называется, умеют «разваливать дела».
– Что значит «разваливают»? Они профессионально ведут защиту в первую очередь.
– Убийства боксеров в Кузбассе, на Кубани, у нас в Омске. Все в этом году, все спортсмены молодые, характеризовались положительно. Видите ли вы в этом какую-то взаимосвязь, велико ли у нас проникновение криминала в мир спорта и давления на него (наркотики, запрещенные медицинские препараты, сговор с судьями, договорные встречи)?
– Убийство Ивана Климова пока не раскрыто, мы не знаем, кто его совершил. Но связи с другими убийствами нами не установлено, это отдельный частный случай. А в спорте, наверное, как и в стране – то, что в стране происходит, в спорте то же самое. Это хоть где: в армии, полиции. Я думаю, что и в спорте не все безгрешные.
– А сколько версий по убийству Климова осталось? Их, помнится, было 8 сначала, потом количество сократилось. Сколько сейчас?
– Да, количество версий сократилось. «Цыганская» версия нами активно отрабатывается, также версия – совершение убийства организованной преступной группой, есть информация определенная, но озвучивать я ее не имею права. Эти версии, наверное, основные, на которые мы рассчитываем в плане результата. Над расследованием работает целая группа – в нее входят пять наших следователей и целые отделы полиции. Мы занимаемся этим делом очень активно, на мой взгляд.
Сейчас ждем экстрадиции Яна Лебедова, пытаемся переговоры вести с Киргизией, торопить их. Лебедова будут там судить за подделку документов, после суда мы рассчитываем, что его экстрадируют сюда. Когда это будет? Киргизское правосудие я не знаю, не участвовал в их процессах, насколько там все долго. Еще вопрос – если ему назначат наказание, киргизская сторона будет рассматривать: то ли он отбудет его там, или они отдадут его нам, и он будет отбывать уже здесь наказание. Но это Киргизия будет решать.
– Вопрос вдогонку. А сложно было экстрадировать бывшего депутата горсовета Александра Дмитриева, который скрывался в Эстонии и совсем недавно был этапирован в Омск?
– По времени все это было долго. Он полтора года находился в эстонской тюрьме, они принимали разные решения по экстрадиции, отменяли их. Сейчас он здесь уже, будем заниматься расследованием. Там совсем немного осталось, скоро завершим следственные действия.
ВОПРОСЫ РЕДАКЦИИ
– На прошлой неделе в Санкт-Петербурге состоялась коллегия Следственного комитета РФ. Помимо поздравлений с новым профессиональным праздником – Днем работников следствия – наверняка звучали какие-то новшества, что-то изменится в ближайшей перспективе?
– Принципиальных изменений не будет. Председателем Следственного комитета поставлена задача – улучшение качества расследований, сокращение сроков и в качестве приоритетов теперь защита прав социально незащищенных категорий: стариков, инвалидов, особенно детей. Каждое происшествие с ребенком моментально докладывается председателю Следственного комитета, это все ставится на жесточайший контроль, поверьте. Мы каждый случай с ребенком через себя, через душу пропускаем. Все, что с детьми происходит – не дай Бог, в колодец упал, из окна выпал, что-то в больнице, – сразу мы начинаем этим заниматься.
– А что с громким делом об убийстве называевской школьницы? Как идет расследование?
– Пока, к сожалению, это преступление тоже не раскрыто. Большущая работа проведена, расследование продолжается уже около полутора лет. Отработали мы на сегодня более 4 тысяч мужчин на причастность. Результатов пока нет, но мы постараемся добиться, есть еще, чем там заниматься. Экспертные исследования тоже идут, отбираем образцы, сравниваем с тем, что у нас есть. Может быть, результат будет, во всяком случае, мы к нему стремимся, это я гарантирую.
– Сейчас президентом ставится большая задача по импортозамещению в промышленности, туда уже пошли большие деньги из федерального бюджета. А с нашим уровнем коррупции есть уверенность, что их не разворуют, не используют в серых схемах?
– Охрана бюджетных средств – это тоже один из наших приоритетов. Но надо понимать, что бюджетные деньги очень защищенные с точки зрения закона: объявляются конкурсы, в них участвуют фирмы, идет конкуренция, все довольно прозрачно.
– РИА «Омск-Информ» недавно публиковало материал о том, что наши чиновники любят пострелять. Выяснилось, что около 40% всех людей во власти любят подержать в руках оружие. Это только омская тенденция или же это характерно для всех людей, кто идет во власть?
– Я, честно говоря, не чувствую такой тенденции. Например, я не охотник. Происшествия на охоте, кстати, бывают очень часто. У нас на этой неделе был случай, когда сын отца случайно застрелил. Они не чиновники. И много таких случаев.
– Еще в тему стрельбы. Как мы понимаем, давнее дело о покушении на Андрея Голушко закрыто?
– У нас в решении сказано: приостановлено. Оно находится в Следственном комитете. Давности срока по нему нет, если убийца будет найден, будем привлекать к ответственности.
– Уже лет пять идут разговоры о создании единого следственного органа. А вообще, такая структура будет создаваться?
– Трудно мне об этом судить. Слухов на этот счет много, но официальной информации нет, на коллеги в Петербурге по этому поводу тоже ничего не говорили. Лично мое отношение – так, как сейчас, у нас получается работать, порядок какой-то наводить, держать руку на пульсе. Сейчас следствие есть в четырех органах: Следственном комитете, МВД, Наркоконтроле и в ФСБ. И перед каждым органом стоят специфические задачи. Наша подследственность – убийства, изнасилования, все особо тяжкие преступления против личности, преступления в отношении детей, налоговые преступления, коррупция, часть экономических преступлений.
– А делом пайщиков «Овощевода» ваши следователи занимаются?
– Это подследственность Следственного управления МВД, они им занимаются. Но если там окажутся причастны спецсубъекты (депутаты, сенаторы и т. д.) и будут доказательства, тогда прокурор должен будет изъять у них это дело и передать его нам. А вообще, прокурор может любое дело передать Следственному комитету – вследствие особой общественной значимости, например. Но если дело нам будет передано, то это еще не значит, что мы привлекаем к ответственности того же Голушко.
– На днях мелькала информация, что из центрального аппарата СК РФ в Омск направлены материалы дела, где фигурирует фамилия нынешнего руководителя аппарата губернатора – Владимира Компанейщикова.
– Я ничего по этому поводу не слышал, даже не знаю, откуда такая информация идет. У нас ничего нет пока.
– Как вы относитесь к появлению в различных СМИ «версий недели», попыток трактовать события вокруг тех или иных громких дел?
– Я не люблю ложь, когда начинают бегать с какими-то непроверенными данными, делать на основании их острые выводы. Может, это происходит из-за желания некоторых СМИ продаваться? Порой читаешь – и видишь: ну это ложь, как ты так пишешь, думаешь. Должен быть какой-то уровень, а оголтело всех критиковать, быстрее всех выбросить «новость», которая потом окажется пшиком… И ведь никто даже не извиняется.
– Андрей Иванович, многие люди критикуют силовые структуры, что до них не достучаться. А в Следственный комитет может с жалобой прийти, что называется, человек с улицы?
– Любой человек с улицы может прийти с любой проблемой в Следственный комитет. Даже если мы в процессе поймем, что это не наш вопрос, мы или заявление направим в компетентные органы, или поможем человеку сориентироваться, куда дальше идти. Повторюсь, абсолютно с любым вопросом к нам можно обращаться. У нас ежедневный прием ведется, и мы обязаны принимать всегда и всех.
– В народном-то сознании уже сформировалось понимание, что такое Следственный комитет, как считаете?
– Мне кажется, уже сформировалось. Люди, которые к нам приходят, понимают, куда идут. К нам уже обращаются с жалобами и на прокуратуру, то есть знают, что мы не часть их структуры, как было раньше. Это произошло в том числе и с помощью СМИ. Газету открываешь, и везде наши дела.
– Знаем, что сейчас Следственный комитет активно допрашивает всех вынужденных переселенцев с Украины. Для чего это делается?
– Да, есть соответствующее поручение из Главного следственного управления. Расследуется уголовное дело по поводу военных преступлений на Украине. Мы уже порядка 120 переселенцев допросили – по поводу причиненного ущерба, потери жилья в результате обстрелов. Уже есть люди, официально признанные потерпевшими. Но многие просто говорят: «Нам не причинили ущерба, мы просто боимся войны, мы хотим здесь жить». На режим политический не жалуются. Просто когда стреляют, никому не позавидуешь.
– А есть обратные случаи – люди, совершившие преступления на Украине, бегут в Россию?
– В Омской области нет пока таких людей. Это в Ростовской области актуально, к примеру. У нас до этого не доходит.
– Кто-то вообще отслеживает приезжающих оттуда?
– Этим занимается Федеральная служба безопасности. Они всех въезжающих проверяют и контролируют.
– Насколько перспективны уголовные дела, возбужденные в России против граждан Украины? Как говорится, «с Дона выдачи нет» и сложно будет привлечь к ответственности того же олигарха Коломойского.
– Ну почему же? А если он появится где-то «вне Дона», в Россию, например, приедет. Или в Польшу. У нас с ней соглашение об экстрадиции действует.
– Вернемся к омским темам. Когда уходил в отставку прежний министр образования Сергей Алексеев, было много разговоров, что на него вот-вот заведут уголовное дело по продаже земли в Омском районе. Такое дело есть?
– Само дело есть, оно расследуется. Пока не хочу забегать вперед паровоза, сейчас взвешиваются все доказательства: за и против. Оцениваем в том числе и действия Алексеева, когда он был главой района.
– А доказывать преступления в земельной сфере насколько вообще сложно? Там же много пробелов в законодательстве, которыми пользуются и чиновники, и бизнес.
– Законодательство земельное менялось, меняется и еще будет меняться. Есть пробелы на самом деле. Поэтому каждый раз приходится много законов перелопатить, чтобы какой-то вывод сделать. К примеру, по уголовным делам Стерлягова и Поморгайло было письмо Минстроя, которое они сейчас считают недействительным. Почему вдруг изменилась их позиция, не знаю.
– Коррупционных дел в Омской области много. Как бы вы охарактеризовали коррупциногенную обстановку в регионе: легкая, средней тяжести или сложная?
– Никаких трагичных настроений у нас не должно быть. Все это работа – совершается преступление, мы пытаемся наказать виновных. Чего-то ахового точно нет. Спокойная остановка, я бы так сказал. По сравнению с другими регионами – в тех же параметрах идем: есть и громкие дела, и другие. Как-то особо мы не выделяемся. Преступность в Омской области самая низкая в Сибири, у нас хорошо жить с точки зрения криминальной опасности.
– Дело Гамбурга может развалиться? Дойдет до суда и развалится.
– Насколько он виноват, это суд будет решать. Мы все следственные действия выполнили, в деле более 40 томов, само следствие больше года шло. Да, он настаивает, что просто подписывал документы, которые готовились подчиненными. Это его позиция. Но посмотрим, что в суде будет.
– Так ведь бывает: работали-работали над делом, а суд оправдал. У вас не бывает таких разочарований? Или вообще, в каком случае вы получаете удовлетворение от работы?
– Удовлетворение мы получаем, когда наша позиция проходит через горнило судебного разбирательства и судом выносится решение, которое совпадает с нашим. Когда есть результат – тогда и удовлетворение появляется.
– А вы согласны с мнением, что при желании неправомерные действия можно выявить у любого чиновника?
– Нет, конечно. У нас честных людей много, в том числе среди чиновников. Стереотип в обществе сложился, чиновников у нас как-то все время ругают. Но на самом деле чиновником быть трудно.
– Звучит такая версия относительно дела Гамбурга – что если не будет прямого показания на него Меренкова, то дело вообще бесперспективное.
– Я так не считаю. Там есть доказательства и другие, не только свидетельские показания Меренкова. Суду ничто не мешает рассматривать дело Гамбурга без участия Меренкова. Там есть документы, подписи. Но если Меренков изъявит желание и придет, то мы готовы к разговору с ним.
– По нему какие-то оперативные сведения есть? Меренков вообще живой?
– По поводу того, что он неживой, сведений нет. Но на связь он действительно не выходит, мы не знаем, где он находится. Розыском Меренкова занимаются оперативные службы, не мы. Но о том, что скончался, таких сведений нет.
– Как в Омской области обстоят дела с налоговыми преступлениями? Дело бизнесмена Турманидзе много шума наделало.
– За полгода мы направили в суд около десяти таких дел, в том числе и дело Турманидзе. По налоговым преступлениям есть особенность: возбудить уголовное дело можно только после акта налоговой проверки, пока в законе так написано.
– Президент как-то высказал мнение: за экономическое преступление нужно наказывать рублем, а не сажать в тюрьму. Вы это поддерживаете?
– Конечно, так и должно быть. Каждое преступление оценивается с точки зрения того, какой оно вред причинило, каков ущерб. Если ущерб значительный, то и наказание будет значительным. А если человек возместил ущерб, наказание будет другим.
– В обществе ведь до сих пор бытует мнение: чем выше статус человека, тем ему проще избежать серьезного наказания. Вспомните то же дело экс-министра здравоохранения Юрия Ерофеева. У нас еще долго будет жить этот стереотип или ситуация меняется?
– Я не чувствую, что от статуса что-то зависит. Того же Ерофеева признали виновным. Другое дело, что его действия были признаны неумышленными, поэтому и статья была «Халатность» и штраф небольшой.
– А нет опасений, что по делу Гамбурга статью переквалифицируют с «Превышения должностных полномочий» на «Халатность», наказание по которой гораздо мягче?
– Не исключаю. Тут судебный процесс надо проводить. Для этого и предусмотрен судебный процесс, чтобы выявлять степень вины.
– По делу Гамбурга в СМИ было много мнений, что, возможно, не было необходимости заключать его под стражу. Что бы вы могли сказать по этому поводу?
– На самом деле тяжкое было совершено преступление, на наш взгляд. Ущерб большой нанесен. Плюс билеты появились в одну сторону на его имя. В общем-то, все эти доводы остаются и сейчас, поэтому мы будем настаивать на продлении срока заключения под стражей. Также нельзя исключать его статус, возможность давления на свидетелей, подчиненных. Теоретически такая возможность есть.
– Задержание Юрия Гамбурга для очень многих было громом среди ясного неба: воскресенье, полдень, позади длинные праздники. А когда все-таки было принято решение о его задержании?
– Я в тот момент был в отпуске, кстати. Знал, конечно, что происходит, но не руководил всеми действиями. Главным доводом для принятия решения было наличие у Гамбурга билетов в один конец. Пришлось действовать быстро.
– Получается, что, по сравнению с Гамбургом, дело Ильи Дубина – это детский лепет? Почему он до сих пор на свободе?
– Долго длится все, действительно. Нам кажется, что Дубин злоупотребляет своими правами: он слишком долго читает материалы своего дела, постоянно меняет адвокатов. Мы ходатайствовали перед судом об ограничении сроков ознакомления с документами, но суд пока отказал. Сказали: «Пусть читает».
– А система чиновничья как-то отреагировала на эти громкие уголовные дела, в частности на дело Гамбурга?
– Мне кажется, чиновники должны теперь опасаться, когда будут принимать решение что-то себе на дачу вести. Определенный профилактический эффект это дало. Несомненно.
– Есть ли за последнее время преступление, которое лично вас, что называется, зацепило?
– Наверное, это дело ребятишек из Большого Атмаса, такие преступления не оставляют равнодушным. Что у людей в головах?.. Трудно представить, что творят. Я всегда за детей переживаю, у самого сын 11-летний.
– Про подобные преступления многие люди говорят, что для исключительных случаев необходима исключительная мера наказания – смертная казнь. Как вы относитесь к этому?
– Это очень спорный и дискуссионный вопрос. Лично я считаю, что есть мораторий, и пусть бы пока все так и было. Все-таки лишать человека жизни, какой бы он там ни был негодяй… Плюс всегда есть вероятность ошибки, даже маленькая вероятность, но есть. Пожизненное наказание – зная, что ты с этим жить будешь всегда, тоже, наверное, трудно. Но лишать жизни никого не хочу. Против этого.
– Еще один сложный вопрос. В начале 1990-х годов, когда был захват заложников в детском саду, в редакции газеты «Новое обозрение» собрались сразу три генерала-силовика – руководители МВД, ФСБ и прокуратуры. А сегодня такое можно представить?
– В редакции вряд ли (смеется). А вообще, мы можем собраться, нормальные человеческие отношения у нас есть.
– А как вообще к Следственному комитету другие силовики относятся?
– Отношение нормальное, я так думаю, что мы в одном ряду стоим и с пониманием друг к другу относимся. Это коллеги наши, и они так же к нам относятся. Каждый занимается своим делом, ну а где вместе иногда пересекаемся, нормально работаем, никакой ревности нет.
– Многие спрашивают: как вообще люди попадают в Следственный комитет? Кто для вас кадры готовит?
– Нужно просто окончить высшее учебное заведение по специальности «Юриспруденция». Я, к примеру, окончил Омский госуниверситет. Академия МВД России, Омская юридическая академия и юрфак ОмГУ – вот три основных вуза, которые нам кадры дают. Никакого ценза по трудовому праву у нас нет, мы можем хоть студентов брать. У нас есть такое понятие, как «общественные помощники» – это студенты-юристы, которые видят себя профессионально в Следственном комитете. Они ходят со следователями во время практики, потом из этих людей мы, как правило, и берем новичков.
– Специфические же требования к кандидатам в следователи есть?
– У нас есть специальные тесты: на знание законодательства, психофизиологические, исследования на детекторе лжи, его каждый кандидат проходит. Наш детектор лжи вообще обмануть невозможно. Если человек все проходит, получает заключение положительное, тогда его можно взять на работу.
– Текучести кадров у вас нет?
– Небольшая есть. Всего у нас 229 человек штатная численность. Сейчас вот в Крым уехали 11 следователей. Все по собственному желанию. Наверное, думают, что будут работать на курорте. Хотя, например, северной надбавки там нет, жилье им придется снимать. Но 11 человек поехали. Потеря, конечно, ощутимая, но мы справимся, нужно помогать коллегам из Крыма. Тем более я там родился. Сейчас в отпуск поеду в Крым.
– Многие про современную работу силовиков говорят так: мол, вы только пишите.
– Писать, действительно, много приходится, точнее, набирать на клавиатуре. А вообще, работа у следователей, на мой взгляд, творческая. Иногда даже элемент авантюры бывает полезен, но всегда нужно прогнозировать, что будет дальше, какой результат. Вот это ценится.
– Табельное оружие выдают следователям?
– Да, но не всем. У нас есть 14 пистолетов Макарова, выдаем их тем следователям, которые едут в командировку в Дагестан, к примеру. По Омску с кобурой нет необходимости ходить.
– В эпоху губернатора Леонида Полежаева бытовало мнение, что он мог оказывать давление и на прокуратуру, и на полицию, и на следствие. И представить себе арест первого зама губернатора в то время было почти нереально. Что изменилось?
– Полежаев мной никогда не командовал. Он был щепетилен в этих вопросах, процессуальных. Я не чувствовал давления от Леонида Константиновича, да и от Виктора Ивановича сейчас не чувствую. Громкие уголовные дела в отношении чиновников не связаны с губернаторами.
– То есть в деле Гамбурга нет политики?
– Политики в уголовных делах нет. Гарантирую, никакой политики.
– С областной прокуратурой у вас какие отношения? Они вас поддерживают?
– Разногласий у нас нет, потому что мы на одной стороне баррикады – на стороне обвинения. Мы советуемся, иногда спорим, а на процесс выходим с одной позицией. Сейчас, кстати, Александр Иванович Бастрыкин предлагает принять закон, по которому следователь должен быть не обвинителем, а выяснять объективную истину. Раньше было такое понятие, предполагается его вернуть.
– А почему в России такое большое количество обвинительных приговоров?
– Перед тем как отправить дело в суд, мы очень скурпулезно все разбираем. Дело проходит много этапов контроля, и там, где нужно человека оправдывать, мы дело в суд не отправляем. Для нас оправдательный приговор суда – негативный показатель, поэтому все тщательно взвешивается. Отсюда и обвинительные приговоры. В Америке, наверное, ФБР не ругают за то, что оправдывает суд человека.
– Вам не бывает жалко людей, на которых Следственный комитет заводит дела?
– Бывает.
БЛИЦ
– Ваше любимое изречение?
– Я бы не выделил никакого.
– Какие книги на вашем столе, кроме Уголовного кодекса?
– Только законодательство и периодика – «Российский следователь», например.
– А вообще, книги любите, кого из писателей могли бы выделить?
– Я больше люблю художественную литературу. Любимый писатель – Достоевский, я его обожаю. «Записки из подполья» недавно перечитывал, мне нравится. И современные авторы мне симпатичны. Захар Прилепин, Александр Терехов и его «Немцы», рекомендую, Сорокин.
– В Интернет часто заглядываете?
– Каждый день омские сайты просматриваю. Но закладок нет, сюда зашел, туда. Комментарии не оставляю (смеется). Даже не умею это делать.
– Любимое блюдо?
– Я всеяден: рыба, мясо, все, что хорошо и вкусно приготовлено.
– Чем занимаетесь в свободное время?
– Если в отпуске, то стараюсь покинуть город, иначе буду сидеть на работе. А вообще, мне интересно куда-нибудь съездить, посмотреть что-нибудь. Мне нравится то, что человеком создано. Просто гора стоит – неинтересно, а вот если там домик – это другое дело.
– В отпуске скучаете по работе?
– Не скучаю, но все время думаю о ней. Такая вот работа. Хорошо, наверное, где-нибудь у станка стоять. Отработал смену – ушел, забыл. А у нас все время звонки, все время в теме. Телефон нам, кстати, нельзя отключать.
– Что цените в людях, а что не приемлете?
– Ценю интеллект, порядочность, доброту. Не люблю хамство, высокомерие, особенно когда за ним ничего нет.
– Ну и последнее. Чего пожелаете нашим читателям?
– Хорошего настроения, чтобы не болел никто.
