Дочь героя

О Майе Ивановне Панфиловой я впервые услышала в Союзе писателей России. Приближалось 65-летие Победы, и в актовом зале Союза собирались показать новый документальный фильм о войне. Перед демонстрацией ведущий объявил: в зале находятся дети и внуки Победителей. И среди других упомянул дочь легендарного генерала.  «Вот у кого я обязательно возьму интервью», — решила я. Но… после фильма было обсуждение, потом, если мне не изменяет память, банкет. Интервью пришлось отложить.  Как оказалось, ненадолго. В начале ноября 2010 года позвонил Д.Т.Язов: «Я еду на встречу с дочерью Панфилова.  Хотите со мной?».  Ещё бы…

Вот так мы впервые встретились с Майей Ивановной. Это было в Тушино, на улице Героев-панфиловцев, в музее имени её отца. Потом мы вместе с ней 18 ноября постояли у могилы генерала Панфилова.  Каждый год в день его гибели на Новодевичье кладбище приходят люди, чтобы поклониться героическим защитникам Москвы. Рядом с Иваном Васильевичем нашли последнее упокоение ещё два героя: генерал Доватор и Виктор Талалихин.  А потом уже дома у неё мы продолжили наш разговор.

Корр.: – Майя Ивановна, каково это – быть дочерью Панфилова?

М.И.: ­– Мне было шесть лет, когда погиб отец. Я была младшей в семье, помню, что он ласково называл меня Маковкой, Макушечкой. С фронта писал: «Как там Макушечка?» «Берегите Макушечку». Повзрослев, я поняла, какая это ответственность – соответствовать отцовской фамилии. После войны нам много приходило писем со всех концов страны. «Мы очень хотим быть похожими на легендарного героя И.В. Панфилова… А для этого нам нужно знать о жизни, службе, боевых делах Вашего отца». Это письмо киевских суворовцев. А вот еще одно, от курсантов из Вильнюса: «Нам хочется как можно больше узнать о вашем отце, о его жизни, о вас… Мы всегда будем носить в сердцах воспоминание о И.В. Панфилове. Мы хотим стать такими же храбрыми, каким был ваш отец, а если придется – будем так же защищать нашу Родину, как герои-панфиловцы».

Много писем было адресовано моей старшей сестре Вале, Валентине Ивановне, воевавшей в панфиловской дивизии. Тогда военно-патриотическому воспитанию уделялось большое внимание, и мама с Валей, а позже и все дети принимали в этом активное участие.

Корр.: – Как Ваша сестра оказалась в дивизии, которой командовал отец?

М.И.: – Так получилось. К началу войны Вале исполнилось 18 лет. Мы жили тогда во Фрунзе при военкомате. Отец уже был генералом, военкомом республики. Когда ему поручили формировать дивизию, Валя сказала, что тоже хочет на фронт. И твердо стояла на своем. «Ну что ж, – сказал отец, – будет еще один боец от нашей семьи». Её определили в медсанбат. Раненых было так много, что приходилось сутками не спать. Отца она почти не видела и о его гибели узнала случайно, от раненых. Один из бойцов сказал: убили нашего батю. Она всё поняла… А потом Рокоссовский (он командовал 16-й армией, куда входила дивизия отца) предложил отправить её домой. Она отказалась, сказав, что хочет отомстить за отца.

Корр.: – У вас была многодетная семья?

М.И.: – Я не знаю, можно ли семью, в которой пятеро детей, назвать многодетной, но вот то, что это была дружная семья, где все любили и уважали друг друга, где много читали, где гордились своей Родиной, об этом я могу сказать со всей ответственностью.

Корр.: – Как сложилась судьба детей Ивана Васильевича?

М.И.: – Я уже говорила о Вале. Она была старшей. После тяжелого ранения демобилизовалась, вернулась в Алма-Ату, где формировалась дивизия и откуда она ушла на фронт. Вышла замуж за известного казахского композитора Байкадамова. Тогда не делили людей по национальному признаку. Сейчас мало кто вспомнит, что, напутствуя панфиловцев перед отправкой на фронт, Джамбул сказал: «С русским народом навеки связана судьба казахов».

В 1925 году родилась Женя, которая стала известным художником, её работы экспонировались во многих городах. Она работала на экспериментальной керамической фабрике в Алма-Ате.

Единственный сын в семье появился на свет в 1927 году. Его назвали в честь Ленина Владленом. В 16 лет он сбежал на фронт, а позже окончил военное училище, стал полковником авиации.

Все трое уже ушли из жизни. Остались мы с Галей. Она давно на пенсии. Работала художником-бутафором в театре. Видимо, от мамы передалась нам склонность к рисованию.

Корр.: – А как сложилась ваша жизнь?

М.И.: – Я мечтала стать балериной. Поступила в Московское хореографическое училище, но тяжело заболела, и с мечтой пришлось расстаться. Поступила в театрально-художественное училище. Стала художником по костюмам. Работала в Большом театре. Потом закончила Суриковский институт. Много рисовала. Из каждой поездки привозила какие-то зарисовки – я уже говорила: это увлечение у нас семейное.

Корр.: – Мне попадал на глаза проспект выставки «Монолог души», приуроченной к 75-летию М.И. Панфиловой. Там перечисление ваших творческих «регалий» занимает целых пол-листа.  Лауреат премии имени Николая Островского, лауреат премии имени маршала Жукова, десятикратный лауреат конкурса Союза писателей России «На крыльях Победы», член Союза театральных деятелей России, член Международной ассоциации писателей. Я что-нибудь упустила, Майя Ивановна?

М.И.: – Главное. Я руковожу музеем имени И.В. Панфилова.

Корр.: – Я знаю, что во многом вашими стараниями он и создан. Расскажите об отце. Как он относился к детям? Каким был в быту? Что сохранили на этот счёт семейные предания? А то о легендарном генерале написано много, а личная сторона жизни остаётся как бы в тени.

М.И.: – Я была совсем маленькой, когда не стало отца. Но, наверное, ощущение огромной потери так глубоко запало в детскую душу, что позже выплеснулось вот в эти строки:

Вдоль дороги девочка бежала,

Учащённо пульс её стучал.

Девочка бежала и кричала,

Облик удалялся и молчал.

«Папа! Папа! Это я, Макушка!

Подожди меня, не уходи!»

Не беги, остановись, девчушка.

Это чужой дядя впереди.

Мы очень любили отца. Нельзя сказать, что маму любили меньше, но с отцом были какие-то особенно доверительные отношения. Старшие дети делились с ним своими секретами. Он давал нам поручения: Вале – убрать в комнате, Жене – помыть полы. Даже для меня что-то придумывал, чтобы я участвовала в общем процессе. Говорил: «Сделаем уборку, чтобы разгрузить мамочку, она придет с работы усталая…» Он очень заботился о ней. Сам прекрасно готовил. Старался часть семейной нагрузки брать на себя, хотя служба почти не оставляла свободного времени. Мы его просто боготворили. Он никогда не повышал голоса на детей.

Валя вспоминала такой случай. Она с соседскими ребятишками играла в казаков-разбойников и в азарте спрыгнула с крыши двухэтажного дома, где жила семья. Естественно, сломала ногу. И чтобы не расстраивать маму, через весь город проковыляла к отцу на работу. Ногу военврач «упаковал» в гипс. Дома о случившемся никто не заикался. Но однажды, когда нога уже зажила, отец как будто случайно сказал маме: «Давай переедем в трехэтажный дом». «Зачем? – удивилась она. «Так Валя же ещё не прыгала с третьего этажа».

«Эти слова, – напишет Валя позже в своей книге «Мой отец», – обронённые будто бы нечаянно, произвели магическое действие. Я стала меньше интересоваться улицей, много читала».

Вообще, к чтению мы пристрастились благодаря отцу. В детстве он много читал нам вслух. Водил на экскурсии. А когда во Фрунзе приезжал на гастроли какой-нибудь столичный театр, он брал меня на руки, и вся семья шла смотреть новый спектакль.

Корр.: – Иван Васильевич в гражданскую воевал в знаменитой чапаевской дивизии.  Сохранили ли семейные предания что-нибудь об этом времени?

М.И.: – Да, отец был командиром взвода разведки. Старшие дети, естественно, приставали к нему с просьбами рассказать о Чапаеве, о боевых делах прославленной дивизии. Я в этих разговорах не участвовала в силу своего малолетнего возраста.  А вот Валя запомнила один из рассказов отца и описала его в своих воспоминаниях. Дело было так. Чапаев, обеспокоенный затишьем во вражеском стане, вызвал к себе Панфилова: что-то слишком спокойно беляки себя ведут, как будто бы все повымерли. Надо пробраться в их расположение и разведать,  что там происходит. И хорошо бы взять «языка».

Отец с двумя бойцами под покровом темноты стали пробираться к расположению белых. Неподалёку стоял большой стог сена, где они и укрылись. Рядом валялась бочка, из которой брали бензин. Поблизости ходил часовой. Вскоре они узнали, что замышляют враги. Белые решили в темноте бесшумно подобраться к нашим позициям и напасть на штаб Чапаева. Внезапность гарантировала им успех.

— Что делать? – рассказывал отец. – Обратно ползти – опоздаем, да и сами можем в плен угодить…  Хорошо бы поджечь стог, но как? Недавно прошёл дождь, и сено было сырое. Мысль лихорадочно работала. Идея! Ведь в бочке бензин.

Короче говоря, подожгли они ту бочку, подкатив к краю оврага, куда уже начали спускаться белые, и она, оставляя позади огненный хвост, устремилась вниз. Началась паника.  Отец с товарищами, прихватив «языка», благополучно вернулись к себе.

— Здорово вы их вокруг пальца обвели. Молодцы! Благодарю за находчивость! Вы отлично выполнили задание, — похвалил разведчиков Василий Иванович.

Мы росли в атмосфере доброты, благожелательности, готовности помочь человеку, если он оказался в беде. Однажды с дальней заставы привезли солдата с высокой температурой. Не могли определить, что с ним. По настоянию отца созвали консилиум. Оказалось: перитонит. Отец вызвал родителей солдата, поселил их у нас дома, всячески поддерживал. К сожалению, спасти парня не удалось, и отец  очень переживал.

Его любили и солдаты, и командиры. К нему тепло относился Константин Константинович Рокоссовский. Вот как будущий маршал описывает свою первую встречу с отцом: «Я встретился с генералом Панфиловым на его командном пункте , и мы обсудили основные вопросы, касающиеся действий его соединения. Беседа с Иваном Васильевичем оставила глубокое впечатление. Я увидел, что имею дело с командиром разумным, обладающим серьёзными знаниями и богатым практическим опытом. Его предложения были хорошо обоснованы. Простое открытое лицо, некоторая даже застенчивость вначале. Вместе с тем чувствовались кипучая энергия и способность проявить железную волю и настойчивость в нужный момент. О своих подчинённых генерал отзывался уважительно, видно было, что он хорошо знает каждого из них.

Бывает, человека сразу не  поймёшь – на что он способен, каковы его возможности. Генерал Панфилов был мне понятен и симпатичен. Я как-то сразу уверился в нём – и не ошибся».

Корр.: – Я думаю, не только Рокоссовскому повезло, что в трудную минуту рядом оказался надёжный проверенный командир. Повезло и Ивану Васильевичу.  Армией, куда входила его дивизия, командовал талантливый военачальник.

М.И.: – У них было много общего в чисто человеческом плане. Они с уважением относились к людям, заботились о них. Никогда не подвергалась сомнению их исключительная порядочность, повышенное чувство ответственности, верность делу, которому они посвятили свою жизнь.

Корр.: – Готовясь к разговору с вами, я перечитала книгу Рокоссовского «Солдатский долг». Там чуть ли не по дням расписано взаимодействие командующего армией с вашим отцом.

М.И.: – Вы правы. 14 октября они познакомились. А уже к 16 октября относятся эти строки: «Утром 16 октября противник нанес удар танковыми и моторизованными соединениями на левом фланге нашей армии…  Только на этом участке он сосредоточил четыре дивизии – две пехотные и две танковые. В них насчитывалось свыше двухсот танков.  Главный удар пришелся по 316-й дивизии Панфилова…

Именно в этих кровопролитных боях за Волоколамск и восточнее его навеки покрыла себя славой панфиловская дивизия. Её в армии так и называли. И солдаты 316-й о себе говорили: «Мы- панфиловцы!». Счастлив генерал, заслуживший в массе бойцов так просто выраженную, но неизгладимую в сердцах любовь и веру.

Истощив силы в боях под Волоколамском и севернее его, гитлеровские войска остановились…».

16 ноября немцы начали новое наступление.  В этот день на наблюдательном пункте командира дивизии за боем наблюдали командующий армией Рокоссовский и член Военного Совета Лобачёв. Я опять обращаюсь к воспоминаниям Константина Константиновича. «… На нас ринулись танки, сопровождаемые густыми цепями автоматчиков. Они действовали группами по 15-30 машин. Всю эту картину мы с Лобачёвым наблюдали с НП командира 316 дивизии генерала Панфилова.

Танки лезли напролом. Одни останавливались, стреляя из орудий по нашим противотанковым батареям, другие, с подбитыми гусеницами, вертелись на месте. До десятка уже горело или начало дымить… Автоматчики, сопровождавшие танки, попав под наш огонь, залегли. Некоторым танкам все же удалось добраться до окопов. Там шёл жаркий бой. Именно в этот день у разъезда Дубосеково совершили свой подвиг двадцать восемь героев из панфиловской дивизии…

Картина боя и поведение наших войск вызывали у меня твёрдую уверенность в том, что враг сложит свои кости, не достигнув Москвы. В этом бою я ещё лучше узнал Ивана Васильевича Панфилова и его ближайших соратников. Командир дивизии управлял войсками уверенно, твёрдо, с умом. Если здесь будет уже совсем трудно, думалось мне, то помогать Панфилову нужно, лишь подкрепив его свежими силами, а использовать их он сможет без подсказки сверху. С таким убеждением мы покидали его наблюдательный пункт».

Корр.: – Наверное, для вас особенно дороги эти подробные свидетельства  последних дней жизни вашего отца. Сам он уже ничего не успеет написать домой…

М.И.: –  Вот последние строки Рокоссовского об отце: «18 ноября, когда панфиловцы с упорством героев отбивали вклинившегося в их оборону противника, погиб на своём наблюдательном пункте генерал Панфилов. Это была тяжёлая утрата. Всего несколько часов не дожил Иван Васильевич до радостного момента – дивизия, которую он так славно водил в бои, получила звание гвардейской».

Корр.: – Сохранились ли в вашем домашнем архиве фронтовые письма Ивана Васильевича?

М.И.: – Конечно. Приведу последнее из них. Оно пришло домой, когда отец уже погиб.

«Здравствуй, дорогая Мурочка (так он ласково называл маму)!

Во-первых, спешу вместе с тобой разделить радость. Мура, ты, вероятно, не раз слышала по радио и очень много пишут в газетах о героических делах бойцов, командиров и в целом о нашей части. То доверие, которое оказано мне,— защита нашей родной столицы,— оно оправдывается. Ты, Мурочка, себе представить не можешь, какие у меня хорошие бойцы, командиры, — это истинные патриоты, бьются, как львы, в сердце каждого одно — не допускать врага к родной столице, беспощадно уничтожать гадов. Смерть фашизму!

Мура, сегодня приказом фронта сотни бойцов, командиров дивизии награждены орденами Союза. Два дня тому назад я награжден третьим орденом Красного Знамени. Это еще, Мура, только начало. Я думаю, скоро моя дивизия должна быть гвардейской, есть уже три героя. Наш девиз — быть всем героями… Теперь, Мурочка, как там вы живете, как дела в Киргизии, как учатся ребята и, наконец, как живет моя Макушечка? Очень о вас соскучился, но думаю, скоро конец фашизму, тогда опять будем строить великое дело коммунизма.

Валя себя чувствует хорошо, я думаю, что скоро и она будет орденоноска, приняли ее в партию, работой ее очень довольны..»..

Корр.: – А когда в последний раз видела отца ваша сестра?

М.И.: –  Я уже говорила, что виделись они редко. Не до того было. Но так случилось, что именно 17 ноября, за день до гибели отца, им удалось повидаться. Валю с группой бойцов на рассвете отправили к миномётчикам разведать обстановку и помочь раненым. Сестра обрадовалась: путь лежал через Гусенёво, где находился наблюдательный пункт отца. Она заскочила на минутку. Но пообщаться толком не удалось. Отца срочно вызвали, и Валя вспоминала его последние слова:

— Тебе куда? Может быть, по пути – подвезу.

— Нет, папа. Я не одна. Мы пробираемся в дивизион миномётчиков, там раненые без помощи.

— Что ж, счастливого пути. Зря не рискуй. А я к соседу, дела у них плохи: отошли, не предупредив нас. Надо выручать.

Позже от раненых Валя узнала, что он помог соседнему подразделению выйти из окружения…

Валя и проводила отца в последний путь. «Ночью по затемнённой Москве медленно шла машина с телом генерала Панфилова. Её сопровождала группа бойцов и командиров 8-й гвардейской стрелковой дивизии, продолжавшей в эти часы отбивать яростные атаки гитлеровцев». Это из книги о генерале Панфилове.

По распоряжению главного командования Красной Армии гроб с телом отца был установлен в Большом зале Центрального дома Красной Армии. После прощания гроб поместили на артиллерийский лафет. Кавалеристы с шашками наголо и ровные ряды пехоты сопровождали траурную процессию до Новодевичьего кладбища.

Корр.: Я слушаю Майю Ивановну и не могу отделаться от мысли: а ведь в эти минуты враг стоял, можно сказать, у ворот Москвы. Это какой же надо обладать твёрдостью духа и как надо ценить своих героев, чтобы в такое тревожное время со всеми положенными почестями отправить в последний путь одного из них…

М.И.: – В эти же дни Государственный Комитет Обороны удовлетворил просьбу Военных Советов Западного фронта и 16-й армии о присвоении 8-й гвардейской дивизии имени её командира. Иван Васильевич Панфилов был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.

После гибели отца газета «Красная Звезда» писала: «Иван Васильевич Панфилов был отцом  для бойцов. Они любили его той сильной мужественной любовью, которая возникает в огне сражений, когда генерал делит опасность с красноармейцами и своим воинским умением добывает желанную победу. Они готовы были идти за ним в огонь и в воду…»

Корр.: – Майя Ивановна, вернёмся к началу нашего разговора.  Мне кажется, ваши родители были идеальной парой. Таких сейчас нет. Да и раньше, наверное, не на каждом шагу встречались. Как они познакомились?

М.И.: – Это было в небольшом украинском городке Овидиополе. Сюда красногвардейский отряд во главе с молодым командиром Иваном Панфиловым отправили на борьбу с бандитизмом. Отец к тому времени уже успел повоевать в знаменитой чапаевской дивизии, имел орден Боевого Красного Знамени. А Маруся Коломиец, рано потеряв мать, помогала отцу поднимать пятерых своих братьев и сестёр. То есть, попросту говоря, батрачила. Встретились, познакомились. Наверное, понравились друг другу. Во всяком случае, у мамы сохранилось вот это отцовское письмо: «Уважаемая Маруся! Я уже всё о вас узнал от своих хозяев, где квартирую. Знаю, что у вас нет матери, что отец ваш – председатель коммуны «Красная заря», что вы бедная девушка. Я такой же, как вы. Я холост, и мне нужна такая подруга в жизни, как вы. Поэтому прошу меня известить, как вы ко мне относитесь. Это серьезно. Я предлагаю вам свою руку и сердце. И. Панфилов».

Они поженились и прожили вместе двадцать счастливых лет. Куда бы ни забрасывала отца военная служба, мама всегда была рядом.

Корр.: – Я знаю, что большую часть жизни Иван Васильевич провел в Средней Азии. Как ваша семья оказалась там?

М.И.: – Это особая история. Я знаю о ней со слов мамы. Отец закончил с отличием Киевскую военную объединённую школу и служил в Ярославле. Начал налаживаться быт. Уже родилась Валя. И вот однажды он приходит домой и говорит маме: «Собирайся в дорогу. Едем в Среднюю Азию. Там неспокойно. В полку объявили добровольную запись желающих поехать на борьбу с басмачеством, вот я и записался». Позже мама вспоминала: «В любую минуту он мог сообщить нам о новом назначении, и мы, не задумываясь, начинали собираться в путь. Быстро укладывали чемоданы и, ни о чём не спрашивая, перекочёвывали в другой город или на отдалённые пограничные посты. Так было всегда. Осёдлой жизни семья Панфилова не знала».

В Средней Азии отец получил ещё один орден Боевого Красного Знамени. За борьбу с басмачеством.

Корр.: – Я думаю, если бы жёнам офицеров той тревожной поры полагалась награда за самоотверженность, список открывала бы Мария Ивановна Панфилова.

М.И.: – Маму и наградили в 1936 году орденом «Знак Почёта», только не за семейные, а за трудовые достижения. Она много работала, занималась общественной деятельностью, военно-патриотическим воспитанием молодёжи.

Корр.: – Я где-то читала, что Иван Васильевич, живя в Средней Азии, хорошо изучил не только местные обычаи, но и языки народов, где служил: узбекский, таджикский, киргизский.

М.И.: – Ничего удивительного в этом нет. Семья подолгу жила в тех местах. И отец говорил: как же я буду общаться с людьми, если не знаю их языка? Он с уважением относился к людям, независимо от их звания, образования или национальности. И они платили ему тем же.

Корр.: – Когда вы видели отца последний раз?

М.И.: – Дивизия формировалась в Алма-Ате и отец находился там. А мы по-прежнему жили во Фрунзе. Мама работала председателем райисполкома. Время было военное. Забот хватало. Как-то позвонил отец и попросил маму привезти детей попрощаться. Дело, как я теперь понимаю, шло к отправке на фронт. Мама поехать не смогла. Нас отправили с водителем. Простились и, как оказалось, навсегда.

Корр.: – Вы жили в Средней Азии. Там, можно сказать, был ваш родной дом. А как оказались в Москве?

М.И.: – У нас никогда не было своего жилья. Семья кочевала по казармам, заставам. Даже во Фрунзе, когда отец уже был генералом, военкомом республики, членом ЦК и депутатом Верховного Совета, мы жили при военкомате. Когда погиб отец, встал вопрос: где поселить семью Панфилова? Предложили в Алма-Ате. Но Михаил Иванович Калинин сказал маме: ваш муж погиб, защищая Москву. Вы должны жить в этом городе. И нас перевезли в Москву. Дали большую квартиру, сделанную по особому проекту. До нас её занимал Мате Залка, погибший в Испании во время Гражданской войны.

Корр.: – То есть Советская власть не оставила вас в беде?

М.И.: – Нас окружили таким теплом и заботой, что сегодня в это трудно поверить. Маме постоянно звонили: Мария Ивановна, не нужно ли чего? А когда я заболела менингитом, а у нас в стране пенициллина ещё не было, его привозили из американского посольства. И кололи три раза в день. Вот как заботились о семьях героев! А сейчас всё оплевали – и Советскую власть, и армию. Победе и той досталось.

Корр.: – Не говоря уже о Верховном Главнокомандующем. И мёртвый не даёт он нашим неумёхам покоя. Решили заняться десталинизацией общества. Я, между прочим, 21 декабря пошла с приятельницей положить гвоздички на могилу Иосифа Виссарионовича. А там уже гора их лежит. У него единственного.

М.И.: – Я ничего плохого не могу сказать о том времени.

Корр.: – Так не вы одна, Майя Ивановна. Хочу спросить: не встречались ли вы с Рокоссовским? Это самый почитаемый мною полководец. Он же в разгар борьбы с «культом личности» сказал Хрущёву: «Товарищ Сталин для меня святой человек».

М.И.: – После войны мама много занималась общественной работой, встречалась с молодёжью, ветеранами, сослуживцами отца. В одну из таких поездок она взяла меня. Большая делегация, куда входили Константин Константинович Рокоссовский, Василий Иванович Казаков, другие известные люди, прибыла в Прибалтику. Там стояла тогда панфиловская дивизия. Я старалась держаться в сторонке. Константин Константинович к каждому подошёл, поздоровался, что-то сказал. Дошла очередь до меня. Ему говорят: «Это Маечка, дочка Ивана Васильевича». Он улыбнулся: «Как же, как же, Макушечка. Он так за вас всегда волновался».

Это были удивительные люди, созданные из какой-то сверхмогучей породы – и Рокоссовский, и Казаков, и мой отец, и Доватор (погибший месяцем позже), и многие другие. Это было поколение победителей.

Корр.: – Наша беседа приближается к концу. Вы пишете стихи и я думаю, что у вас просто не может не быть стихотворения, посвящённого отцу.

М.И.: – Есть, конечно. Оно довольно большое. Я прочитаю концовку.

Как много доброго оставил он в наследство.

Отец знал точно, что такое жизнь.

Учил любить, не унижаться с детства

И честными всегда со всеми быть.

Он нам оставил ценности такие,

Которые не купишь на прилавке

И не достанешь в магазинной давке,

В подарок это тоже не дают,

Он нам оставил совесть, честь и труд.

Корр.: – Спасибо, Майя Ивановна. Здоровья вам и побольше светлых дней.

Г. КУСКОВА.