Еще совсем недавно мы с большим интересом читали книги Дмитрия Тимофеевича «Гуртьевцы. От Омска до Берлина», «Панфиловцы в битве за Родину». и вот снова наш прославленный земляк опубликовал новую книгу. В ней рассказывается о полководческом таланте таких военачальников как  К.К.Ракосовский, Л.А.Говоров, А.И.Люзиков, И.Ф.Панфилов, Л.М.Доватор, В.И.Полосухин и многих других. Примечательно, что среди  лиц, оказывавших помощь в написании книги, автор выразил благодарность членам землячества Сергею Бабурину, Галине и Нелли Кусковым.

Добро пожаловать в наш читальный зал!

Д.Т. Язов

Битва под Москвой: рождение полководцев

Москва

2012

Светлой памяти

командиров и солдат,

отдавших жизнь за Родину,

посвящается

Автор сердечно благодарит полковника В.А. Афанасьева за помощь, оказанную при работе над книгой; С.Н. Бабурина, С.А. Тюшкевича, Г.И. и Н.А. Кусковых, Т.Ю. Ковалеву, Н.С. Шпак, И.Н. Афанасьева, Гомельский областной музей военной славы, П.Л. Ждановича и других за предоставленные материалы и помощь.

Очередная книга Маршала Советского Союза Д.Т. Язова посвящена событиям первых месяцев Великой Отечественной войны. Автор, сам прошедший дорогами войны, рассказывает о боевом пути советских  военачальников, таких как К.К. Рокоссовский, Л.А. Говоров, А.И. Лизюков, И.В. Панфилов, Л.М. Доватор, В.И. Полосухин и многих других,  уже в 1941 году в битве под Москвой проявивших свое воинское мастерство.

«Наука побеждать – непростая наука.

Но тот, кто учится, кто стремится к

Победе, кто берется за дело, в правоту

которого верит, всегда победит».

Г.К. Жуков

От автора

Известный советский психолог Борис Михайлович Теплов в одной из своих работ  писал: «От полководца требуется наличие двух качеств – выдающегося ума и сильной воли». Под словом «воля» здесь следует понимать совокупность таких необходимых военному человеку качеств, как сила характера, мужество, решительность, энергичность, стойкость, умение работать с подчиненными, сохраняя при этом доступность и способность не теряться в сложнейших условиях боевой обстановки.

Полководец должен обладать даром предвидения, основанном на глубоких военных знаниях и опыте, быть в высшей степени подготовленным к руководству тем войсковым объединением, которое ему доверено. Он должен знать и уметь применять силы и средства всех подчиненных ему видов и родов войск.

К большому сожалению, многие генералы и старшие командиры, встретившие Великую Отечественную войну в больших должностях, не смогли стать полководцами, оказавшись неготовыми управлять подчиненными войсками в экстремальных условиях боевой обстановки. Некоторые из них сразу потеряли управление подчиненными войсками, поплатившись за свою беспечность и бездеятельность, проявленные накануне войны, некоторые просто растерялись, убедившись в своей неспособности как-то повлиять на ситуацию, многим просто не хватило необходимых знаний и опыта, для того чтобы успешно выполнять возложенные обязанности. В результате Верховное командование вынуждено было в первые же дни войны отстранять от занимаемых должностей многих командующих фронтами, армиями, командиров корпусов.

В то же время многие военные руководители, особенно в звене – бригада, дивизия, корпус, с первых же дней войны проявили высокую организованность, мужество, стойкость, смело брали на себя ответственность, проявляли разумную инициативу и громили врага не числом, а умением.

В тяжелых испытаниях первых месяцев войны постепенно выкристаллизовывалась плеяда военачальников, которых по праву назовут полководцами Великой Отечественной войны.

В боях под Москвой прославили свои имена командующие фронтами генералы Г.К. Жуков, И.С. Конев, командармы К.К. Рокоссовский, Л.А. Говоров, Д.Д. Лелюшенко, командиры соединений, выросшие затем до выдающихся руководителей оперативного звена, А.П. Белобородов, М.Е. Катуков, И.А. Плиев. Сюда бы я добавил фамилии замечательных командиров И.В. Панфилова, Л.М. Доватора, В.И. Полосухина, погибших защищая столицу, но имевших все задатки стать со временем полководцами.

В Прибалтике, командуя 28-й танковой дивизией, с первых дней войны начал свой славный боевой путь полковник И.Д. Черняховский. Весной 1944 года, пройдя к тому времени должности командира танкового корпуса и командующего 60-й армией, он возглавил фронтовое управление, став самым молодым командующим фронтом. Ему тогда еще не исполнилось 36 лет. К большому сожалению, дважды Герой Советского Союза, генерал армии Черняховский погиб в феврале 1945 года в Восточной Пруссии. Это был талантливый, умелый  командир, ставший за годы войны прославленным полководцем. Свою первую Золотую Звезду Иван Данилович получил в октябре 1943 года, когда 60-я армия под его командованием успешно форсировала Днепр. Тогда 306 воинов армии за героизм и мужество, проявленные при форсировании этой реки, вместе со своим командармом были удостоены звания Героя Советского Союза.

Героизм это не дар природы, это результат воинского и нравственного воспитания и, пожалуй, принуждения – принуждения сознательного, во имя высокой цели идти навстречу смертельной опасности. Воспитать столько Героев – показатель высокого командирского мастерства.

Другой военачальник – генерал-полковник танковых войск А.Г. Кравченко войну встретил в должности начальника штаба танкового корпуса, за годы войны вырос до командующего гвардейской танковой армии. Командуя танковым корпусом, он был удостоен звания Героя Советского Союза, корпус под его командованием стал 5-м гвардейским, получил почетное наименование Сталинградского, а затем еще и  Киевского, удостоен орденов Ленина, Красного Знамени, Суворова и Кутузова 2-й степени. Под его командованием 6-я гвардейская танковая армия  в ходе Маньчжурской наступательной операции совершила беспрецедентный по сложности бросок через горный хребет Большой Хинган и завершила поход в Порт-Артуре. Генерал Кравченко был удостоен тогда второй медали Золотая Звезда Героя Советского Союза.

Примеров, когда в годы войны военачальники вырастали в  настоящих полководцев, немало. Так, Николай Павлович Симоняк, встретивший войну командиром стрелковой бригады на полуострове Ханко, после 164 дней героической обороны успешно командовал дивизией, корпусом, армией, стал Героем Советского Союза.

Кто от боя к бою учился, не жалея сил накапливая знания и опыт, кто заботился о подчиненных, тот добивался успеха, становился полководцем.

В годы Великой Отечественной войны на полях сражений рождались полководцы молодого поколения, подавляющее большинство командующих войсками фронтов и командармов были моложе 50 лет.

Гитлер начал войну, имея опытных военачальников, многие из которых имели фельдмаршальские звания, а закончил, испытывая острый кадровый голод, практически все его генерал-фельдмаршалы к концу войны по разным причинам сошли со сцены вооруженной борьбы. Знакомясь с биографиями наших полководцев, он вынужден был признать их преимущество. Молодые, энергичные, выходцы из народа, преимущественно крепкого крестьянского корня, наши командующие фронтами и армиями в ходе войны научились хорошо воевать.

Правда, нельзя не отметить, что эта наука далась нашим командующим дорогой ценой, много солдатской крови было пролито напрасно, особенно в начальный период войны.

Военачальники Гражданской войны, такие как Буденный, Ворошилов, особенно Кулик, заметной роли в достижении Победы над фашистской Германией сыграть не смогли, не потому, что были плохими людьми, а потому, что жили старым багажом знаний и опыта.

Военное дело постоянно совершенствуется: появляются новые средства вооруженной борьбы, вырабатываются новые приемы и способы применения этих средств. Военачальник, опирающийся только на свой былой опыт, не учитывающий велений времени, заранее обречен на поражение.

Безусловно, мир всегда лучше войны, но и сегодня человечество продолжает воевать. К сожалению, в мире есть еще силы, которые стремятся поработить целые народы, захватить полезные ископаемые других государств ради своей выгоды, ради обогащения кучки олигархов.

Голубое знамя Организации Объединенных Наций до определенного времени у меня, думаю, как и у миллионов других людей, неизменно ассоциировалось с понятием МИР, являющемся альтернативой войне, с его символом – «голубем мира».  Однако реалии последних лет изменили этот ассоциативный ряд, по крайней мере у меня, теперь цвет знамени ООН воспринимается как символ летной погоды, позволяющей странам «Западной демократии» силами военной авиации насаждать свои «демократические ценности» в различных уголках Земного шара. Сначала была Югославия, затем Ирак, Ливия, Египет, сейчас Сирия, завтра, вероятно, Иран… Причем решения на использование военной силы, якобы, против лидеров этих стран Соединенные Штаты Америки неизменно протягивали через ООН. Хотя дело, конечно, не в лидерах, превалирующее значение, как правило, играют экономические факторы, в первую очередь природные ресурсы.

В этой связи следует подумать, не окажется ли и Россия в конечном итоге очередной жертвой поборников «демократии»? Не окажется ли она в остановке схожей с той, в которой оказался Советский Союз летом 1941 года?  Правда в 41-м все ресурсы страны принадлежали государству, и его центральная власть имела реальную возможность направить их для решения важнейшей задачи – защиты Отечества. Сегодня почти все богатства страны в руках частных собственников – олигархов. Предоставят ли они свои средства для обеспечения обороны российской территории? Захочет ли народ защищать собственность олигархов? Кто и как будет защищать Родину в случае необходимости? Над этим пора глубоко задуматься.

Между тем беззаветная защита рубежей Отечества всегда была в традициях российского воинства. 200 лет назад – летом и осенью 1812 года по территории России прошел каток наполеоновского нашествия, который был остановлен и повернут вспять героическими усилиями генералов, офицеров, солдат Русской армии. Спустя почти 130 лет – летом и осенью 1941 года практически тем же маршрутом, прошел гораздо более мощный каток гитлеровского нашествия, который так же остановили и повернули вспять потомки героев 1812 года – генералы, бойцы и командиры Красной Армии. Сегодня, в год 200-летия Отечественной войны 1812 года, отдавая должное героям обоих Отечественных войн, я приглашаю уважаемых читателей пройти фронтовыми дорогами, которые вели к столице нашей Родины – Москве.

Подготовка Германией нападения на СССР

Германская агрессия против Советского Союза начала готовиться с середины 1930 года. Расстановка сил на международной арене в тот период была чрезвычайно сложной. Дело в том, что германская политика завоевания мирового господства столкнулась с активным противодействием большинства государств цивилизованного мира.

Москва активно поддерживала создание в Европе системы коллективной безопасности.

Советский Союз заключил договоры о взаимопомощи с Чехословакией и Францией. Однако после Мюнхенского соглашения 1938 года, когда руководители Германии, Италии, Франции и Великобритании отдали Гитлеру 1/3 часть территории Чехословакии, положение кардинально изменилось. Мюнхенская сделка разрушила с таким трудом создаваемый каркас коллективной безопасности.

Мы с группой представителей Ассоциации офицеров запаса «Мегапир» были по случаю шестидесятилетия открытия Второго фронта в Европе, в Англии, в музее Портсмут, где нам показали фильм, как возвращался из Мюнхена английский премьер-министр Чемберлен. Он стоял на автомобиле и, улыбаясь, показывая клочок бумаги, говорил: «Я привез мир на многие годы». Это были иллюзии прозаседавшихся предателей своих народов.

Начиная с 1938 года,  до начала нападения на Советский Союз, агрессоры Германии и Италии игнорировали всякие соглашения, вероломно покорили двенадцать государств Европы: Австрию, Чехословакию, Албанию, Польшу, Данию, Норвегию, Бельгию, Голландию, Люксембург, Францию, Югославию и Грецию. Проводя захватническую политику, нацистская пропаганда настойчиво внушала немцам, что арийская раса превосходит все другие, и она должна захватить мировое господство. Это человеконенавистническое учение о «превосходстве арийской расы» служило гитлеровцам обоснованием для притязаний на порабощение и физическое  уничтожение   других народов. Прикрываясь социальной идеологией, фашисты стремились                     заставить трудящихся Германии работать больше и производительней. С конца 1940 года в нацистской пропаганде участились призывы к населению «переносить определенные лишения, идти на некоторые жертвы, быть терпимыми, верить и подчиняться безоговорочно своему фюреру».

В то время, когда от народа гитлеровцы требовали приносить «определенные лишения», монополистический и финансовый капитал рос и приносил концернам и монополиям баснословные прибыли. Например, концерн «Круппа» в 1938-1939 годах более чем в 3 раза увеличил свои прибыли. «И.Г.Фарбенинсдрустри» за семь предвоенных лет  увеличил прибыль более чем в 9 раз. Эти и подобные им монополистические воротилы отчисляли определенные суммы национал-социалистической партии (НСДАП).

Национал-социализм или нацизм – это вполне конкретная форма диктатуры монополистического капитала. Нацизм – это террор, насилие, демагогия, территориальные захваты, порабощение других народов.

Нацисты стремились установить новый порядок в Европе. Гитлер говорил: «Природа наделила немецкий народ особыми качествами и ему судьбой предназначено владеть миром». Но для успешного развития немцам необходимо жизненное пространство, которое есть только на востоке. В 1932 году нацистская партия стала самой представительной в рейхстаге.  В январе 1933 года президент Гинденбург назначает Гитлера канцлером. Первое, что сделал Гитлер, запретил деятельность в стране всех партий кроме НСДАП. В Германии воцарился террор, который осуществляли тайная полиция (гестапо) и войска СС. Подавив «внутренних врагов», Гитлер обратил внимание на грабительский «Версальский» договор. Народ поддерживал фашистов в избавлении от Версальского договора, но главная идеологическая обработка населения и армии началась в духе антикоммунизма и антисоветизма, что готовило  расширение жизненного пространства «высшей арийской расы».

Директива Генерального штаба ОКХ от 7 октября 1940 года требовала «не только учить солдат вермахта военному делу, но формировать у них мировоззрение на национал-социалистских идеях». Лживой пропагандой гитлеровцы одурманивали население и солдат, прививая им ненависть к другим народам, в первую очередь, к советскому народу. В своей пропаганде они обращались к человеконенавистнической психологии, националистическим чувствам обывателя. Для завоевания масс, по выражению Гитлера, нужна не объективность, а «воля и сила».

Чтобы обеспечить в агитации и пропаганде «волю и силу», гитлеровцы использовали огромный партийный и государственный аппараты для завоевания масс.  Концентрируя внимание на национальных чувствах немцев, нацисты многократно и многотиражно повторяли лозунги и штампы: «Германия превыше всего», «Немцы создали великую культуру», «арийская раса самая достойная» и т.д. По заданию гитлеровского руководства фашиствующие ученые разрабатывали стереотипы поведения немцев, где, как и когда, что делать, чтобы быть выше всех других народов и, чтобы идти по пути, указанном фюрером и национал-социалистской партией. По нацистской партии было издано распоряжение, подписанное Гессом, которое требовало от руководителей партии на местах усилить влияние на немецкий народ и осуществлять контроль над массами.

Подобные распоряжения распространялись  вермахтом, но еще с большей ответственностью требовалось от командиров отвечать за моральный дух солдат, их верность нацизму и лично фюреру Гитлеру. Фактически под надзором был каждый человек.

С начала Второй мировой войны фашисты искали формы и методы оправдания нападения и оккупации других государств. Перед нападением на Польшу, обвинили ее в агрессивности и угрозе нападения на Германию. Вместе с тем сами фашисты переодели в польскую форму солдат и имитировали нападение на свою же радиостанцию. Это явилось поводом для вторжения в Польшу.

Франция якобы в соответствии с Версальским договором продолжает унижать Германию, подрывает авторитет немцев и пора ей «показать зубы». Перед нападением на Советский Союз немцы сосредоточили огромные силы на наших границах, под видом якобы вывода своих войск  из-под возможных ударов авиации Англии и в то же время утверждали, что Советы готовятся напасть на Германию. Это было не просто внушение германскому народу и армии, это была нескрываемая подготовка к войне против Советского Союза. Но до определенного времени фашисты не развязывали войну, потому что не были полностью готовы. Фашисты созрели к нападению в июне 1941 года.

18 июня 1941 года Гитлер вызвал к себе Риббентропа и дал ему указание по ведению пропаганды. Риббентроп должен был впредь лживо утверждать, что якобы из-за нарушения советскими войсками границы и вызывающего тревогу развертывания Красной Армии вермахту уже нельзя было медлить с нанесением упреждающего удара. Аналогичные указания были даны отделу пропаганды ОКВ. Так родилась легенда о превентивной войне Германии против СССР. Она была озвучена в «Дневном приказе солдатам Восточного фронта» 21 июня, а затем и в «Обращении Адольфа Гитлера к немецкому народу», зачитанном министром пропаганды Й. Геббельсом в специальной передаче Великогерманского радио в 5.30 утра (по берлинскому времени) 22 июня 1941 года.

Германские нацисты целеустремленно готовили нападение на Советский Союз. Об этом свидетельствуют многочисленные немецкие документы и высказывания фашистских лидеров. Книга Гитлера «Майн кампф», главным содержанием которой было «Дранг нах Остен» – поход на Восток, показывает сущность и стремление самого Гитлера, хотя он тогда не был у власти.

Гитлер, разрабатывая свои бредовые идеи, имел уже достаточно подготовленную почву. В той же книге «Майн кампф», говоря о положении германского народа, он писал: «Мы ни в коем случае не возьмем на себя роль защитников и полицейских пресловутых «бедных маленьких народов». Наша роль – роль солдат своего собственного народа… В особенности же, если дело идет не о каком-либо негритянском народце, а о великом германском народе, которому мир обязан своей культурой. Дело обстоит так, что Германия либо будет мировой державой, либо этой страны не будет вовсе. Для того чтобы стать мировой державой, Германия должна непременно приобрести те размеры, которые одни только могут обеспечить ей должную роль, при современных условиях и гарантировать всем жителям Германии жизнь.

Так, обер-фюрер СА Б. Каше в статье «Будущее жизненное пространство немцев» в 1936 году, когда Гитлер был уже у власти, писал: «Цель будет достигнута, если за Уралом мы выйдем к линии Обь – Иртыш – Тобол и если граница оттуда пройдет к Аральскому морю и вдоль западного побережья Каспийского моря, через южную границу Грузии, через Черное море, на Днестре и вдоль Карпат, через Чехию к восточной Австрии, вдоль южной  границы на Базель, и если на севере будут Балтийское море, старая финская граница и Ледовитый океан»*.

31 июля 1940 года в Бергхофе Гитлер заявил: «Россия является восточноазиатским мечом Англии и Америки против Японии… Японцы, подобно русским, имеют свой план, согласно которому Россия должна быть ликвидирована еще до конца войны…

Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. Вывод: в соответствии с этим рассуждением, Россия должна быть ликвидирована. Срок – весна 1941 года.

Чем скорее мы разобьем  Россию, тем лучше. Операция будет иметь смысл только в том  случае, если мы одним стремительным ударом разгромим все государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно. Обстановка действий зимой опасна. Поэтому лучше подождать, но принять твердое решение уничтожить Россию. Это необходимо также, учитывая положение на Балтийском море. Существование второй великой державы (Россия на Балтийском море нетерпима). Начало (военной компании) – май 1941 год. Продолжительность операции – пять месяцев… Цель – уничтожение жизненной силы России. Операция распределяется на: 1-й удар:  Киев, выход на Днепр, Одесса. 2-й удар: через Прибалтийские государства на Москву, в дальнейшем – двусторонний удар с севера и юга; позже – частная операция по овладению Баку»*.

Нередко без всяких доказательств, некоторые наши доморощенные критики, утверждают, что, якобы, Германия вынуждена была напасть на Советский Союз, так как он готовил агрессию против Германии.

18 декабря 1940 года А. Гитлер подписал директиву № 21, в которой под грифом «совершенно секретно, только для командования» содержался план нападения на Советский Союз. Плану было дано условное наименование «Барбаросса» – прозвище средневекового германского короля Фридриха-I, который проводил особо агрессивную захватническую политику и бесславно погиб во время Третьего крестового похода. Основную суть директивы наиболее полно отражали фразы, с которых она начиналась: «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию с хода, кратковременной компанией еще до того, как будет закончена война против Англии… Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операции. Приготовления, требующие более продолжительного времени, если они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15.5.41 г.».

«Решающие значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны… Основные силы русских сухопутных войск, находящихся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено…

Конечной целью операции является создание заградительного барьера против Азиатской России по общей линии Волга – Архангельск».

В плане «Барбаросса» предусматривалось участие в войне Румынии и Финляндии. Румынские войска должны были «поддержать наступление южного фланга германских войск, хотя бы в начале операции, а  в остальном нести вспомогательную службу в тыловых районах».

Финской армии поручалось прикрыть сосредоточение и развертывание у советской границы выдвигавшиеся из оккупированной Норвегии группировки германских войск, а затем «вести боевые действия совместно с этими войсками».

В мае 1941 года к участию в подготовке к нападению на СССР была привлечена Венгрия. Расположенная в центре Европы, она являлась перекрестком важнейших коммуникаций. Без ее участия или даже согласия германское командование не могло осуществить переброску своих войск в юго-восточную Европу.

31 января 1941 года главное командование сухопутных войск (ОКХ) подготовило директиву по стратегическому развертыванию сухопутных  войск по плану «Барбаросса». 3-го февраля эта директива была одобрена Гитлером. Затем она была направлена в штабы трех групп армий, военно-воздушных и военно-морских сил. Штабы групп армий разработали оперативные планы всех своих объединений. Они были уточнены и одобрены в генеральном штабе сухопутных войск.

В конце февраля 1941 года началось развертывание немецких групп армий «Север», «Центр», «Юг» у границ СССР. Где здесь превентивная война со стороны СССР? Только недоброжелатель своей страны может сказать, что СССР готовил нападение на Германию. А немцы уже имели подготовленных, «обкатанных» в боях при покорении стран Европы 180 дивизий, в том числе 10 моторизованных, 20 танковых и 20 резервных.

Перед нападением на СССР уровень вооружения значительно вырос, почти вся Европа работала на Германию.

Для увеличения подвижности войск, фашистская Германия получила в свое распоряжение автомобильный транспорт почти всей Западной Европы и оснастила им армию. Только за счет трофейных французских автомобилей были оснащены 92 дивизии вермахта. Советские же войска имели всего треть штатной численности автотранспорта.

Практически вся Европа лежала у ног гитлеровской Германии, для установления полного господства над всей континентальной Европой ей оставалось сокрушить только СССР.

«…И если сегодня мы говорим о новых землях, то думаем в первую очередь только о России и подвластных ей окраинных государствах».

Гитлер утверждал, что громадная Российская империя якобы существовала исключительно благодаря наличию в ней «государство образующих германских элементов среди неполноценной расы», что без «германского ядра», утраченного в ходе революционных событий в конце Первой мировой войны, она уже созрела для распада. Незадолго до захвата нацистами власти в Германии,  он заявил: «Вся Россия должна быть расчленена на составные части. Эти компоненты являются естественной имперской территорией Германии».

Заключение германо-советских договоров о ненападении (23 августа 1939 года) и о дружбе и границе (28 сентября 1939 г.) с дополнительными секретными протоколами рассматривались в Берлине как тактический маневр с целью создания наиболее благоприятных политических и стратегических предпосылок для нападения на СССР в будущем.

А Москва на это шла, имея целью, как можно дольше оттянуть возможное нападение и получить из Германии как можно больше промышленного оборудования и станочного парка, того что Советский Союз еще не мог производить.

Оценивая преимущества и издержки для нашей страны советско-германских договоренностей, необходимо учитывать то обстоятельство, что Советский Союз отодвигал свои границы на запад на 300-350 километров, что обеспечивало дополнительные возможности для организации более надежной обороны страны. В иных условиях немецко-финские войска имели возможность угрожать нашим границам, находясь в 32 километрах от Ленинграда, немецкие – в 35 километрах от Минска, немецко-румынские – в 45 километрах от Одессы.

Немаловажное значение для каждой из договаривавшихся сторон имело достигнутое соглашение по экономическим вопросам. Третий рейх остро нуждался в сырье, Советский Союз – в современной технике и технологиях.

У. Черчилль так  писал по поводу советско-германского договора о ненападении: «Невозможно сказать, кому он внушал большее отвращение – Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя империями и системами был смертельным… Тот факт, что такое соглашение оказалось возможным, знаменует всю глубину провала английской и французской политики и дипломатии за несколько лет.

В пользу Советов нужно сказать, что Советскому Союзу было жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на запад исходные позиции германских армий…»*.

Границы страны в 1939-40 годах с присоединением к Советскому Союзу Западной Украины и Западной Белоруссии, Бессарабии и Северной Буковины, Прибалтийских государств и части Карельского перешейка отодвинулись на запад. Геополитическое положение государства несколько улучшилось, но угроза войны с Германией неуклонно надвигалась. Гитлеровская Германия смогла довольно быстро поставить на колени практически всю Европу, на очереди было воплощение в жизнь плана «Барбаросса».

Сталин, выступая в Кремле перед выпускниками военных академий Красной Армии 5 мая 1941 года, говорил: «Вы придете  в части из столицы. Вам будут задавать вопросы: почему побеждена Франция? Почему Германия побеждает? Почему у Германии оказалась лучше армия и по технике и по организации?

Немецкая армия, будучи разбитой в 1918 году хорошо училась. Германцы критически пересмотрели причины своего разгрома и нашли пути, чтобы лучше организовать свою армию, подготовить ее и вооружить. Военная мысль германской армии двигалась вперед. Армия вооружалась новейшей техникой. Обучалась новым приемам ведения войны.

Почему французы ничего не учли из прошлой войны 1914-1918 гг.? У французов закружилась голова от побед, от самодовольства. Об армии не было заботы, и ей не было моральной поддержки. Появилась новая мораль, разлагающая армию. К военным относились пренебрежительно. На командиров стали смотреть как на неудачников, как на последних людей, которые, не имея фабрик, заводов, банков, магазинов, вынуждены были идти в армию. За военных даже девушки замуж не выходили. Армия должна пользоваться                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                              исключительной заботой и любовью народа и правительства – в этом величайшая моральная сила армии.

Действительно ли германская армия непобедима? Германия начинала войну и шла в первый период под лозунгом освобождения от гнета Версальского мира. Этот лозунг был популярен, встречал поддержку и сочувствие всех обиженных Версалем. Сейчас обстановка изменилась. Германская  армия не будет иметь успеха под лозунгами захватнической, завоевательной войны. Эти лозунги опасные.

Когда Наполеон-I вел войну под лозунгами освобождения от крепостничества, он встречал поддержку, имел сочувствие, имел союзников, имел успех. Когда Наполеон перешел к завоевательным войнам, у него нашлось много врагов, и он потерпел поражение».

Об этом Сталин говорил за 47 дней до войны.

Я привел некоторые выдержки из выступления Сталина 5 мая 1941 года, прежде всего, потому, что в мае месяце была сосредоточена на границе с Советским Союзом крупная наступательная группировка германских войск.

О плане нападения на Советский Союз Сталин знал уже через одиннадцать дней после подписания Гитлером директивы № 21 – плана «Барбаросса», но он делал все возможное, чтобы не создавать предлога фашистам для нападения на нашу Родину.

В числе задач, которые Сталин ставил перед руководством Красной Армии, он определил и такую: «Теперь, когда мы нашу армию перевооружили, насытили техникой для современного боя, когда мы сильны, надо учиться не только обороняться, но и наступать».

В этой связи руководство Генштаба в лице Г.К. Жукова и А.М. Василевского предложили «Соображения» о возможном упреждении удара по противнику, когда он будет развертываться.

Сталин даже не стал рассматривать эти «Соображения». С учетом современных знаний о сложившейся обстановке в советско-английских и советско-американских отношениях, следует обратить внимание на сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года. В нем подчеркивалось, что «СССР, верный своей политике, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными». Эта часть сообщения была адресована не только Берлину, а также Лондону и Вашингтону.

В эти же дни И.В. Сталин приказал НКВД создать особую группу с задачей воспрепятствовать немецким диверсантам провести в районе советской границы провокацию, подобную той, которая была осуществлена перед началом войны против Польши. Немцы все же забросили диверсантов, но с другой задачей.  К сожалению,  ни министерство обороны,  ни Генштаб, ни Комитет Государственной безопасности, ни Народный комиссариат внутренних дел не приняли действенных мер для предотвращения возможной заброски диверсантов в нашу страну.

План «Ост»

В ведомствах Гиммлера и Розенберга в дополнение к плану «Барбаросса» был разработан еще один план, имевший кодовое наименование «Ост», который с немецкой пунктуальностью предусматривал, что сделать с нашим государством и народом при победе фашистской Германии над Советским Союзом. В своей «молниеносной» победе у высшего руководства Германии сомнений не было. После нее предполагалось не просто покорение, а уничтожение Советского Союза как государства, захват его богатств и земель, истребление наиболее активной части населения, прежде всего представителей партийных и советских органов, интеллигенции, евреев и всех тех, кто осмелится вести борьбу против агрессора.

План предусматривал переселение 4550 тыс. немцев в течение 30 лет из Данцига, Западной Пруссии, Вартской области, Верхней Силезии, генерал-губернаторства (Польши), Юго-Восточной Пруссии, Белостокской области, Прибалтики на территории Новгородской, Псковской, Ленинградской областей, Белоруссии, частично Украины (Житомирская, Каменец-Подольская, Винницкая области). Из местных жителей в этих областях должны были остаться 14 млн. человек для обслуживания колонизаторов, остальные 46-51 млн. человек подлежали выселению, главным образом в Западную Сибирь, или уничтожению. Воплощение в жизнь этого плана возлагалось на специально созданное Восточное министерство.

Разъясняя положения плана «Ост», Гитлер отмечал, что одной из основных задач германского государства является пресечение всеми возможными средствами любых возможностей развития славянских рас. Он требовал: «Уничтожать всех: и детей, и стариков, кто посмеет не подчиниться немецким оккупационным властям. Уничтожая врагов, мы добьемся мирового господства».

3 апреля Черчилль направил Сталину послание, в котором сообщал о растущей угрозе нападения Германии на СССР. Оно подтверждало сведения советской разведки о сосредоточении немецких войск у наших границ и, видимо, послужило поводом для письма Сталина, направленного Гитлеру с запросом о причинах этого сосредоточения, в котором руководитель советского государства отмечал, что у него сложилось впечатление о подготовке Германии к нападению на СССР.

В ответ Гитлер прислал «доверительное письмо», в котором, подтверждая сам факт сосредоточения в Польше крупных военных сил Германии, конфиденциально заверял Сталина в том, что это сосредоточение  не направлено против Советского Союза, так как он намерен строго соблюдать заключенный пакт, в чем ручается честью главы государства.

Гитлер обманул Сталина, убедив его в том, что эти войска отведены в Польшу, чтобы вывести их из зоны досягаемости английской авиации.

Вскоре, точнее 10 мая 1941 года, последовал перелет в Англию Р. Гесса – заместителя Гитлера по партийному руководству, о цели которого не было известно ни тогда, ни сегодня, но сам факт этого перелета заставил Сталина усомниться в искренности политики английского правительства.

Президент США Ф. Рузвельт с озабоченностью наблюдал за эскалацией войны в Европе и на Дальнем Востоке, он стремился объединить усилия ряда стран, включая СССР, для борьбы с агрессорами. Так что, США и Англия не считали агрессором Советский Союз.

Советский Союз, проявив твердость при попытке нападения японцев на нашу территорию в районе озера Хасан и против дружественной нам Монголии у реки Халхин-Гол, принудил Японию к подписанию 13 апреля 1941 года пакта о нейтралитете СССР с Японией. В дальнейшем это позволило избежать войны на два фронта.

Так что ни о какой превентивной войне со стороны Советского Союза и речи не могло быть.

На совещании 23 ноября сам Гитлер заявил: «Россия сейчас не опасна. Она сегодня ослаблена многими внутренними процессами. Кроме того, у нас есть договор с Россией. Договоры, однако, соблюдаются только до тех пор, пока они соответствуют целям… Мы можем выступить против России только тогда, когда будем свободны на западе».

Фашистская германия была готова к нападению на СССР, с целью «полного уничтожения» или ослабления любыми способами «биологической силы русского народа» и установить «немецкое господство в Европе».  Речь шла не только о разгроме государства с центром в Москве, достижении этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Дело заключается, скорее всего, в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их.

Как бы Гитлер не поучал Риббентропа, как бы не лгал Риббентроп, мир не поверил агрессору, СССР вынужден был принять на себя удар огромной силы, но ведя справедливую войну, он выдержал все трудности и, в конце концов, поставил на колени Германию, а фашистское руководство перед судом народов.

Начало агрессии.

Рано утром 22 июня 1941 года Германия, нарушив пакт о ненападении, вероломно, без объявления войны напала на Советский Союз, обрушив шквал огня и металла на мирные города и села. Война застала войска военных округов в пунктах дислокации мирного времени.

14 июня 1941 года было опубликовано «Сообщение ТАСС, в котором говорилось, что средства массовой информации на западе распространяют слухи о том, что, якобы, Германия готовится к нападению на Советский Союз. ТАСС уполномочен заявить, что Германия, как и Советский Союз, добросовестно следует Договору о ненападении».

Это был политический зондаж, но ни министерство иностранных дел, ни Генеральный штаб, никак не отреагировали на это и не дали никаких указаний командующим войсками приграничных округов.

Командующие войсками Белорусского и Киевского особых военных округов генерал армии Д.Г. Павлов*и генерал-полковник М.П. Кирпонос** приняли это заявление за «чистую монету» и не  только не повысили боевую готовность войск первого эшелона, даже наоборот, артиллерию из дивизий вывели на полигоны в тыл для проведения учебных стрельб.

Вечером 21 июня 1941 года командующий Западным особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов отдыхал. Он и член Военного совета корпусный комиссар А.Я. Фоминых с женами, многие командиры штаба и управлений округа с семьями в минском окружном Доме Красной Армии  смотрели спектакль Московского художественного академического театра «Анна Каренина». В заглавной роли была занята Алла Тарасова, известная на всю страну актриса.

Беспечность, равнодушие, царившие в округе, породили ложное представление, что войны в ближайшее время не будет. Все, во всяком случае представители разведки и командования, знали, что немцы с начала 1941 года  324 раза нарушали нашу границу, а их самолеты неоднократно проникали вглубь нашей страны на 300-350 километров.

Разведке было известно, что в полосе ответственности округа вермахтом создана мощная группировка войск численностью более сорока дивизий, в том числе 9 танковых и 6 моторизованных, около двух десятков авиационных, артиллерийских, зенитных и саперных полков. Командующий округом  генерал армии Павлов информировал об этом Генеральный штаб и просил разрешения вывести войска на полевые позиции. Однако его успокоили, сказав, что между Германией и СССР заключен пакт о ненападении, который обеспечивает мирное положение на наших границах.

Между тем, немцы за сутки до начала вторжения скрытно переправили на нашу территорию более тысячи подготовленных диверсантов полка «Бранденбург-800». Однако ни разведка округа, ни разведывательные органы армий, корпусов и дивизий своевременно их не обнаружили.  В результате в то время когда командование округа наблюдало за игрой артистов, немецкие солдаты, переодетые в форму красноармейцев, уже резали провода, нарушая линии связи, выбирали и занимали позиции удобные для перехвата советских командиров на пути их следования  в расположение в своих частей и подразделений.

Спектакль продолжался… По его окончанию был небольшой фуршет. Актрисе Алле Тарасовой преподнесли огромный букет цветов, звучали здравицы актрисе и всему театру…

Наступило 22 июня… Было около часа ночи, когда Дмитрий Григорьевич прибыл в свой штаб. К тому времени там уже находились корпусной комиссар А.Я. Фоминых и начальник штаба генерал-майор В.Е. Климовских. Павлова срочно вызвал к телефону нарком обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко.

До начала самой жестокой кровопролитной в истории человечества войны осталось ровно три часа.

— Ну, как там у вас? Спокойно? – с тревогой в голосе спросил Тимошенко.

— Обстановка сложная, товарищ нарком,  на правом фланге наблюдается очень большое движение немецких войск. По докладу командующего 3-й армией генерала Кузнецова, в течение полутора суток беспрерывно идут немецкие мотомеханизированные колонны. На многих участках со стороны немцев сняты проволочные заграждения.

— А как на других участках?

— Меня особенно беспокоит группировка «Бяла-Подляска».

— Вы будьте спокойней и не паникуйте. На всякий случай, соберите штаб. Сегодня утром может что-нибудь случится неприятное. Только смотрите, не поддавайтесь ни на какие провокации. Если такие провокации будут, позвоните.

Едва командующий положил телефонную трубку, в кабинет вошел оперативный дежурный с шифровкой из Генерального штаба. Из Москвы требовали немедленно привести войска в боевую готовность на случай возможного вторжения германской армии на нашу территорию. Командующий приказал начальнику штаба срочно довести распоряжение до войск – объявить тревогу, вызвать на службу всех должностных лиц.

Для отправки в  войска была подготовлена шифровка следующего содержания:

«Передаю приказ народного комиссара обороны для немедленного исполнении:

1. В течение 22-23.06.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов. Нападение немцев может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.

Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и их союзников.

Приказываю:

а) в течение ночи на 22.06.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.06.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе войсковую, тщательно ее замаскировав;

в) все части привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.

Никаких других мероприятий без особого разрешения не проводить».

О диверсантах противника ни слова. О них не знали ни в Генеральном штабе, ни в войсках.

В 4 часа 15 минут  командующий 4-й армией генерал А.А. Коробков доложил командующему Западным особым военным округом:

— На Кобрин налетела немецкая авиация. Бомбардировке подвергся штаб армии. Артиллерия обстреливает расположение наших войск по всему фронту.

— Введите в действие план «Кобрин-41». Держите войска в руках. Действуйте с полной ответственностью, – распорядился генерал Павлов, ничего не сказав о шифровке, которую  нужно было немедленно исполнять.

Посмотрев на часы,  Павлов понял,  что опоздал… Тяжело опустившись на стул, он хотел доложить в Москву об обстановке, но его опередил начальник связи Григорьев:

— Товарищ командующий! Кузнецов на проводе.

Павлов подошел к телефонному аппарату, в трубке слышался глухой грохот.

— Что там у вас? – резко спросил Павлов командующего 3-й армией.

— Докладываю: на всем фронте артиллерийская и пулеметная стрельба. Около 60 самолетов бомбят Гродно. Штаб подвергся налету вражеской авиации. Я вынужден опуститься в подвал.

— Введите в действие план «Гродно 41». Действуйте, не стесняясь. Займите штабом положенное место.

Сообщения о вторжении немецко-фашистских войск на всем фронте одно за другим поступали из всех пограничных гарнизонов.

Генерал армии Д.Г. Павлов связался с Москвой и доложил наркому:

— По всему фронту немцы ведут артиллерийский огонь и бомбят наши позиции. Налетам авиации подверглись пограничные города.

— Какие принимаете меры? – спросил С.К. Тимошенко.

— Я приказал командующим армиями, командирам корпусов и дивизий руководствоваться планами действий на военное время.

Нарком ответил:

— Понял. Действуйте, как подсказывает обстановка, – добавив при этом, —  главное не поддаваться ни на какие провокации.

Между тем, нападение стало свершившимся фактом. Первыми приняли на себя удар противника пограничники и передовые части войск прикрытия.

Стрелковые соединения, действуя в соответствии с разработанными планами, выходили навстречу наступающему врагу с большим опозданием и принимали бой в невыгодных для себя условиях.

Создать сплошного фронта обороны не удавалось. В первые же часы войны некоторые стрелковые дивизии первого эшелона были расчленены, некоторые оказались в окружении.

К тому же, диверсанты своими действиями буквально парализовали управление войсками. Так, штаб Западного фронта к 7 часам утра не имел устойчивой проводной связи даже с армиями. Кроме того, они перехватывали коммуникации наших войск, занимая мосты, переправы, узлы шоссейных и железных дорог.

Командующий округом отчетливо сознавал, что войска не успели занять позиции на рубеже прикрытия, по местам расположения которых враг наносит удары авиацией и артиллерией. Войска уже несут огромные, невосполнимые потери в людях и боевой технике.

На рассредоточение авиации и перемещение ее на полевые аэродромы отдать распоряжение не успели. В первые же часы нападения фашистская авиация подвергла бомбардировке и обстрелу практически все аэродромы Белорусского и Киевского особых округов и уничтожила или вывела из строя более 1200 самолетов.

Командующий ВВС Белорусского округа генерал-майор И.М. Копец, получив доклады о потере почти всей своей авиации, застрелился.

Советские летчики в чрезвычайно сложных условиях отчаянно пытались противостоять фашистским стервятникам. Над пограничными районами шли ожесточенные воздушные бои. Когда заканчивались боеприпасы, советские летчики-истребители в яростном ожесточении шли на таран. Первые воздушные тараны в Великой Отечественной войне совершили практически одновременно летчики Д.В. Кокорев, Л.Г. Бутелин и И.И. Иванов. В первый же день войны около двадцати летчиков таранили фашистские самолеты.

Советские летчики стремились вырвать у врага инициативу в воздухе. Уже в середине дня 22 июня осуществлялись удары нашей авиацией по аэродромам противника, но они наносились небольшими силами бомбардировщиков без надежного прикрытия истребителями, что приводило к большим потерям.

Больным местом в округе оказалась связь. Проводные линии связи практически со всеми штабами армий и соединений были прерваны в первые же часы  боевых действий. В результате управление войсками было фактически потеряно.  Командующий приказал генералу Григорьеву восстановить связь. Начальник связи пытался организовать связь по радио, но в окружном полку связи было всего 15 радиостанций, да и те работали неустойчиво. К тому же многие штабы и командующие не имели практики управления войсками с помощью радиосредств и попросту боялись пользоваться радиосвязью.

Павлов понял, что концепция войны на чужой территории и малой кровью уже в первые минуты германского нападения оказалась несостоятельной.

Он медленно, обдумывая что делать, направился к собравшимся в штабе генералам и старшим командирам управления округа. В зале находились член Военного совета корпусной комиссар А.Я. Фоминых, начальник штаба генерал-майор В.Е. Климовских, заместитель командующего генерал-лейтенант И.В. Болдин, начальники управлений и служб.

Командующий войсками, теперь уже Западного фронта, был расстроен, растерян и с трудом скрывал свое волнение. Он коротко обрисовал положение, сказав что главной задачей в сложившейся обстановке  становится максимально снизить потери, задержать врага, не позволить ему прорваться вглубь страны, добавив:

— Я с минуты на минуту жду конкретных указаний от наркома и Генштаба.

Каких указаний ждал командующий от руководства?

Командование фронтом должно было влиять на развитие событий, обеспечить непрерывное управление войсками, но ни командующий, ни штаб, ни начальники родов войск и служб к этому готовы не были. Для доведения распоряжений можно было использовать нарочных на самолетах, автомобилях, лошадях или других транспортных средствах, которые были в распоряжении штаба фронта. Однако эти возможности использованы не были, управление фронтом на действия войск практически никакого влияния не оказывало.

Беспечность и безответственность командования сказались в первые же минуты немецкого вторжения.

Исторические параллели

10 (22) июня 1812 года войскам армии Наполеона был зачитан его приказ, который гласил: «Солдаты!… Россия увлечена роком. Судьбы ее должны свершиться. Идем же вперед, перейдем Неман, внесем войну в ее пределы…». На следующий день передовые части наполеоновской армии подошли к Неману и в ночь на 12 (24) июня начали вторжение на территорию Российской империи. Общая численность армии Наполеона, вторгшейся на земли нашей страны, составила более 600 тысяч человек при 1372 орудиях.

Российский император Александр I, находившийся со своей главной квартирой в Вильно, в день вторжения устроил для литовской знати в загородном имении генерала от кавалерии Л.Л. Беннигсена – Закрете. После получения известия о вторжении неприятеля последовали первые приказы императора…

Трагедия на Западном фронте.

События на Западном фронте развивались трагично. Группа армий «Центр» (командующий генерал-фельдмаршал Ф. Бок*) в составе 4-й и 9-й полевых армий, 2-й и 3-й танковых групп (50 дивизий и 2 бригады), сосредоточенная на московском направлении и наносившая главный удар, должна была при поддержке 2-го воздушного флота рассечь фронт советской обороны, окружить и уничтожить войска Красной Армии в Белоруссии, а затем развивать наступление на Москву. С этой целью она имела (без 3-й танковой группы) 634,9 тыс. человек, 12,5 тыс. орудий и минометов калибрам свыше 50 мм, 810 танков и 1677 самолетов. Рассчитывая окружить советские войска в Белостокском выступе, противник наносил удары под его основание с севера и юга. Гродно, где располагался штаб 3-й армии, беспрестанно подвергался бомбовым ударам.

В 9 часов 30 минут в штаб фронта поступила Директива № 2 Главного Военного совета РККА. В ней констатировалось, что 22 июня 1941 года в 4 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке. Одновременно германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.

Приказано соединениям и частям обрушить на врага все силы и средства, уничтожить его, но не переходить государственную границу СССР. Одновременно ВВС ставилась задача нанести удары по группировкам захватчика и местам базирования его авиации на глубину германской территории до 100-150 километров, разбомбить немецкие города Кенигсберг и Мемель.

В Москве, похоже, еще продолжали витать в облаках, будучи уверенными в непобедимости Красной Армии, ее готовности немедленно перенести боевые действия на чужую территорию и воевать малой кровью.

В начале шестого утра командующий 3-й армией генерал В.И. Кузнецов вышел на связь по гражданским телефонным линиям, которые  почему-то не тронули диверсанты и доложил, что его войска ведут тяжелые бои с превосходящими силами противника под непрерывным артиллерийским огнем и бомбардировками с воздуха. Армия с большим трудом сдерживает атаки германских войск. Весь город Гродно в огне.

В 7 часов утра наконец-то прислал радиограмму командующий 10-й армией генерал К.Д. Голубев. Он докладывал, что на всем фронте идет ружейно-пулеметная перестрелка, все попытки противника углубиться на нашу территорию отбиты.

— Доложите точное положение войск, – запросил по радио Павлов.

В ответной радиограмме Голубев обозначил, где уже идут бои, место расположения соединений и частей армии.

Командарм докладывал, что противник использует крупные механизированные части, танки, которые атакуют наши войска при массированной поддержке артиллерии и авиации.

Под давлением противника на ряде участков войска вынуждены отходить с большими потерями. Для выправления положения он вводит в бой все танки 13-го и 6-го мехкорпусов.

С получением Директивы № 2 командующий фронта приказал направить ее командующему 4-й армией Коробкову с дополнительными указаниями. Он потребовал решительно уничтожить прорвавшиеся немецкие банды, для чего использовать механизированный корпус Оборина и авиацию, очевидно, еще не зная, что от нее ничего не осталось.

Обращалось внимание на поддержание связи любым способом.

Командующий Западным фронтом не знал истинного положения в 4-й армии генерала А.А. Коробкова.

Положение в 4-й армии было таково: не успев занять намеченные планом прикрытия рубежи обороны, стрелковые дивизии под ударами 2-й немецкой танковой группы были вынуждены начать отход.

В полосе  Западного фронта 4-я, 3-я, 10-я армии оказались в тяжелом положении. Практически они находились в полу-окружении. Лишь оставшиеся в районе Бреста подразделения 6-й и 42-й стрелковых дивизий вместе с гарнизоном крепости продолжали беспримерную схватку с врагом. Отход 4-й армии поставил в трудное положение соединения 10-й армии, находившиеся в центре Белостокского выступа.

Гитлеровцы вынесли удары севернее и южнее Белостокского выступа и танковая группа Гудериана* на южном участке вынудили соединения 4-й армии отходить на восток. Не меньшую тревогу вызвала обстановка на северном фасе выступа, где противник рвался к Гродно. Штаб фронта не смог правильно оценить обстановку, поскольку объективными данными о положении дел в подчиненных войсках не располагал, не знали истинной обстановки и в Генштабе. В результате многие распоряжения, поступавшие  от командующего фронтом и из Генштаба, не соответствовали сложившейся обстановке и, как правило, практически были не выполнимы.

Народы СССР узнали о войне

Выступление по радио заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР и Народного комиссара иностранных дел тов. В.М. Молотова:

«Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление.

Сегодня, 22 июня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны,  германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек.

Налет вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий. Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.

Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей у восточной германской границы.

В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР. Несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.

По поручению правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и потому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.

Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось, Советским правительством дан нашим войскам приказ – отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.

Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы…

Правительство Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что все население нашей страны, все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, своему труду…

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Постановлением Совета народных комиссаров и ЦК ВКП(б) от 23 июня 1941 года была образована Ставка Главного Командования. В нее вошли нарком обороны Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко – председатель, члены Ставки: начальник Генерального штаба генерал армии Г.К. Жуков, председатель Совета народных комиссаров СССР И.В. Сталин, его заместитель народный комиссар иностранных дел В.М. Молотов, маршалы К.Е. Ворошилов и С.М. Буденный, народный комиссар ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов.

В сложившейся тяжелейшей обстановке необходимо было выработать не только общую программу борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, но и создать механизмы претворения ее в жизнь.

30 июня 1941 года  был образован высший государственный орган, облаченный всей полнотой власти в стране,  – Государственный комитет обороны (ГКО).

В его состав были введены:

Председатель СНК СССР, Секретарь ЦК ВКП(б) и член Ставки ГК И.В. Сталин – Председатель ГКО;

заместитель Председателя СНК СССР, нарком иностранных дел и член Ставки ГК В.М.  Молотов —  зам. Председателя ГКО;

члены ГКО: зам. председателя СНК СССР и нарком внутренних дел Л.П. Берия, зам. председателя СНК СССР и член Ставки ГК К.Е. Ворошилов, а также секретарь ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков.

10 июля Ставка был  преобразована в Ставку Верховного Командования. В ее состав вместо Н.Г. Кузнецова был введен Б.М. Шапошников, а после того, как 8 августа 1941 г. И.В. Сталин стал Верховным Главнокомандующим, Ставка стала называться Ставкой Верховного Главнокомандования (ВГК), ее рабочим органом становится Генеральный штаб Красной Армии.

* * *

Однако вернемся на Западный фронт в первый день войны. Командующий фронтом генерал Д.Г. Павлов, воспользовавшись кратковременным восстановлением связи, приказал командарму-4 Коробкову силами 14-го мехкорпуса во взаимодействии с 28-м стрелковым корпусом и скоростным бомбардировочным авиационным полком утром 23 июня уничтожить переправившегося через Западный Буг противника. Привлекаемые к выполнению этой задачи в течение ночи, части и соединения должны были получить боеприпасы, горючее, продовольствие, эвакуировать раненых и больных, изготовиться к контрудару. К моменту постановки этой задачи не было уже ни самолетов, которые должны были обеспечивать действия стрелковых и механизированных соединений, ни складов, где эти соединения должны были пополнить свои запасы. Это лишнее свидетельство того, что генерал Павлов отдавал приказания, не владея обстановкой.

Войска 4-й армии все же предприняли попытку нанести контрудар, но из-за отсутствия авиационной поддержки и недостатка артиллерии он сразу же захлебнулся. Войска армии подверглись ожесточенным ударам авиации противника, в значительной мере утратили боеспособность и вынуждены были отходить, поставив в критическое положение своих соседей, в первую очередь соединения и части 10-й армии.

Военный совет фронта направил в войска шифровку, в которой требовал покончить с паникой и дезорганизацией, проявлениями шкурничества и малодушия, повысить ответственность командиров за руководство войсками. Шифровка по сути пустая, «покончить, повысить»… Кому? Тем, кто паникует и бежит? Ни конкретных мер, ни реальных задач…

Прежде чем подвести итог боевых действий за первый день, Павлов попытался оценить, какие же силы остались в его распоряжении к его исходу… Четыре армии, столько же противотанковых бригад, два механизированных корпуса, воздушно-десантный корпус, десяток авиадивизий. Вроде бы решающего превосходства противник не имел.

Свои мысли о причинах поражения он изложил на бумаге как свидетельство своей личной безответственности и несостоятельности как командующего. Он, в частности, писал: «Опыт первого дня войны показывает неорганизованность и беспечность многих командиров, в том числе больших начальников. Думать об обеспечении горючим, снарядами, патронами начинают только в то время, когда патроны уже на исходе, тогда как огромная масса машин занята эвакуацией семей начальствующего состава, которых к тому же сопровождают красноармейцы, то есть, люди боевого расчета. Раненых с поля боя не эвакуируют, отдых бойцам и командирам не организуют, при отходе скот, продовольствие оставляют врагу».

Советы постороннего. Он так и не осознал, что именно он как командующий округом, а затем и фронтом должен был предусмотреть и обеспечить решение этих вопросов.

Необходимо отметить, что в первый же день войны для контроля за действиями командования Западным фронтом и оказания ему помощи в управлении войсками по указанию Сталина к Павлову срочно выехали Маршалы Советского Союза Б.М. Шапошников и Г.И. Кулик.

23 июня Сталин дважды безуспешно пытался связаться с Павловым. То ему говорили, что связи со штабом Западного фронта нет, а когда она появлялась, то оказывалось, что командующий где-то в войсках и связаться с ним нельзя. Это вызывало сильное раздражение главы правительства.

— Что происходит?, – недовольно бросил он, обращаясь к Молотову, – Что там творится у Павлова? У него нет связи со штабами армий.

Через несколько дней по его указанию специальным поездом на Западный фронт приехал Ворошилов и вызвал к себе для доклада Павлова. Тот, как и несколько предыдущих суток,  находился в войсках, но довольно быстро прибыл к салон-вагону Ворошилова.

Зайдя в вагон,  Павлов представился, маршал кивком пригласил его к разложенной на столе карте.

— Показывай, что у тебя здесь творится.

Командующий начал  было докладывать обстановку, но Ворошилов, уже  проинформированный Б.М. Шапошниковым о положении дел на фронте, довольно скоро в раздражении прервал докладчика.

— То, что от немцев все драпают, и без тебя понятно. Немец вон он уже к Минску прорвался, а ты со своим штабом в лесу за Могилевом прячешься за 3 сотни верст от границы.

— Так случилось…, – начал оправдываться Павлов. – Войска ведут тяжелые оборонительные бои…

— Случилось!, – возмутился маршал. – А ты помнишь, Дмитрий Григорьевич, как жалобу написал на меня товарищу Сталину?: «Зажимают рост, не дают двигаться молодым…». Тебе доверили самый крупный и ответственный округ и видишь, что из этого вышло. Да тебе не округ, дивизию нельзя было доверить.

— Простите меня, товарищ маршал, простите дурака, виноват я перед вами, – виновато бормотал Павлов.

Встречу Ворошилова с Павловым так описал полковник Главного разведывательного управления РККА У.Д. Мамсуров, прибывший из Москвы вместе с маршалом.

С приездом Ворошилова на Западном фронте оказалось сразу три маршала, как уже отмечалось, к тому времени там уже находились маршалы Б.М. Шапошников и Г.И. Кулик. Они были выше Павлова по должности, можно представить, сколь осложнили они командующему и без того непростую жизнь. К тому же каждого из них сопровождала свита из десятка и более генералов и полковников Наркомата обороны и Генерального штаба. Правда, каких-либо свидетельств об их положительной роли в сложившейся обстановке не сохранилось.

Крики, ругань, нервотрепка, одергивание, постоянное требование все новых решений, докладов и действий, вмешательство в управление войсками – вот этим они отметили свое пребывание на фронте. Более того, некоторые из них лишь прибавили головной боли не только Павлову, но и Наркомату обороны страны. Наверное, этим во многом объясняется нелепость ряда последующих приказов и директив командующего фронтом.

Выполняя требование директивы № 3 Главного военного Совета, командующий фронтом сумел привлечь для нанесения контрудара лишь части 6-го, 11-го механизированных корпусов, 36-й кавалерийской дивизии и части 3-й армии, объединенные в оперативную группу во главе с генералом И.В. Болдиным.

Контрудар в районе Гродно, продолжавшийся до 25 июня не привел к достижению поставленных целей. Уже 23 июня 3-я армия вынуждена была отойти за Неман.

Штаб фронта неправильно оценил угрозу с севера. Он считал, что противник рвется не к Минску, а к Лиде и сомкнет свои клещи значительно западнее столицы Белоруссии.

Выход из положения генерал Павлов видел в том, чтобы задержать продвижение 3-й танковой группы  Гота* и одновременно продолжить наносить удары  во фланг танковой группы. Именно поэтому Военный совет стремился сосредоточить находившийся в резерве 21-й стрелковый корпус в районе Лиды, чтобы нанести удар во фланг противнику. Выдвижение резервов фронта в этот район продолжалось в ущерб организации обороны Минска. Они были подчинены командующему 13-й армии генералу М.П. Филатову, перед которым стояла задача контрударом во фланг сувалкской группировки врага оказать содействие группе Болдина. Однако быстрое продвижение подвижных соединений Гота на Молодечно не дало 13-й армии возможности развернуться. 21-й стрелковый корпус вступал в бой по частям.

Одно дело повернуть назад роту, батальон, но как заставить сделать это  группировку из семи-восьми дивизий, в составе которой десятки тысяч человек?

Думается, даже не обладая знаниями оперативного искусства, можно сообразить, что для перехода войск от тяжелых оборонительных боев и беспорядочного отступления под натиском превосходящих сил противника в масштабное «решительное наступление» требуется время для подготовки, а главное  силы, средства, материально-техническое и боевое обеспечение действий. Однако, ни необходимых сил, ни средств командование фронтом уже  не имело, а вернее потеряло.

Выполняя приказ, оперативная группа Болдина предприняла попытку нанести контрудар, но уже на исходных позициях подверглась массированным ударам немецкой авиации. Тем не менее, она сумела сковать значительные силы противника и ценой огромных потерь на несколько дней задержала немцев.

Группировка 3-й армии Кузнецова и  взаимодействовавших дивизий оказалась под угрозой окружения.

На второй день войны, 23 июня, своей шифровкой Павлов устроил настоящий разнос командующему 10-й армии генералу Голубеву:

— Почему мехкорпус не наступает? Кто виноват? Немедля активизируйте действия, не паникуйте, а управляйте. Надо бить врага организованно, а не бежать без управления. Исправьте свои ошибки. Запомните, если вы не будете действовать активно, Военный совет больше терпеть не будет.

Проницательный читатель, попробуйте определить какую же задачу поставил командующему 10-й армией командующий фронтом?

Перейти в наступление, решительно атаковать, уничтожить, где, кого? Каково состояние армии?

Одни призывы. А что делается там, в войсках, ни командующий, ни штаб не знали.

Между тем  враг занимал один рубеж за другим, захватывал города, уже бомбил белорусскую столицу. Между Белостоком и Минском в окружение попали 11 советских дивизий.

Общие потери наших войск за первые дни войны превышали 350 тыс. человек.

25-го июня Павлов отдал распоряжение командующим армиями начать отход на восток. При этом ставилась задача: «предстоящий марш совершить стремительно по 60 км в сутки, чтобы за двое суток оторваться от преследующего противника и организовать оборону на новых рубежах».

Даже простому штатскому человеку ясно, что невозможно за двое суток преодолеть 120 километров по избитым дорогам под непрерывными бомбежками, артобстрелом. Автотранспорта почти не осталось, орудия бойцы тащили на себе. Пешие колонны, телеги с ранеными, были хорошими мишенями для ударов с воздуха. К тому же двадцать дивизий 3-й и 10-й армий уже находились в окружении, из которого потом удалось вырваться только пяти, причем с тяжелыми потерями. 28 июня две ударные группировки противника замкнули кольцо окружения и захватили Минск.

В 17 часов 12-я танковая дивизия 3-й танковой группы, сломав сопротивление 2-го стрелкового корпуса генерала А.Н. Ермакова вошла в город.

Оборона Минска была скоротечной, но по ожесточенности этой схватки, по беспримерному мужеству воинов, сражавшихся и с честью погибших у стен белорусской столицы, является одной из ярких страниц истории Великой Отечественной войны.

Героически сражалась 100-я стрелковая дивизия генерал-майора И.Н. Руссиянова. В районе Острошицкого городка дивизия проявила не только чудеса храбрости, но и изрядную изобретательность. Именно при обороне Минска впервые в Великой Отечественной войне для борьбы с немецкими танками были использованы бутылки с зажигательной смесью. Эта боевая, слаженная дивизия одной из первых была удостоена звания «гвардейской».

Разговор Г.К. Жукова с Д.Г. Павловым

Неразбериха усугублялась командами из Москвы. Не располагая точными данными, Ставка в день взятия противником белорусской столицы направляет Павлову заведомо невыполнимую директиву: «Танки противника в районе Ракув стоят без горючего. Ставка приказала немедленно организовать и провести окружение и уничтожение танков противника. Для этой операции привлечь 21-й стрелковый корпус, частично 2-й и 44-й ск. Захват и разгром провести немедля. Удар подготовить  налетом авиации».

30 июня Г.К. Жуков вызвал Павлова к аппарату «Бодо». Это был последний разговор между ними.

Жуков: «Мы не можем принять никакого решения по Западному фронту, не зная, что происходит в районе Минска, Бобруйска, Слуцка. Доложите по существу вопросов».

Павлов: «В  районе Минска 44-й ск отходит южнее Могилевского шоссе, рубежом обороны, на котором должен остановиться, назначен Стахов – Червень.

В районе Слуцка весь вчерашний день по наблюдению авиации 210-я мотострелковая дивизия вела бой в районе Шишенцы. В районе Бобруйска сегодня в 4 часа противник навел мост, по которому прошли 12 танков».

Жуков: «Немцы передают по радио, что ими восточнее Белостока окружены две армии. Видимо, какая-то доля правды в этом есть. Почему штаб не организует делегатов связи, чтобы найти, где войска?  Где Кулик, Болдин, Кузнецов? Где кавкорпус? Не может быть, чтобы наша авиация не видела конницу».

Павлов: «Да, большая доля правды. Нам известно, что 25 и 26 июня части были на реке Шара. 21 ск – в районе Лиды с этим корпусом имели связь по радио, но со вчерашнего дня связи нет. Корпус пробивается из окружения в указанное ему направление. Авиация не может отыскать конницу и мехчасти, потому что все это тщательно скрывается в лесах от авиации противника.

Послана группа с радиостанцией с задачей разыскать, где Кулик и где находятся наши части. От этой группы ответа пока нет. Болдин и Кузнецов, как и Голубев, до 26 июня были при частях».

Жуков: «Основная ваша задача – как можно быстрее разыскать части и вывести их за реку Березину. За это дело возьмитесь лично и отберите для этой цели способных командиров. Ставка Главного командования от вас требует в кратчайший срок собрать все войска фронта и привести их в надлежащее состояние. Нельзя ни в коем случае допустить прорыва частей противника в районе Бобруйска и в районе Борисова. Вы должны во что бы то ни стало не допустить срыва окончания сосредоточения армий в районе Орша  – Могилев – Жлобин – Рогачев. Для руководства боями и для того, чтобы вы знали, что происходит под Бобруйском, выслать группу командиров с радиостанцией под руководством вашего заместителя. Немедленно эвакуируйте склады, чтобы все это не попало в руки противника. Как только обстановка прояснится, сразу же обо всем доложите».

Павлов: «Для удержания Бобруйска и Борисова бросим все части. Даже школу».

Из разговора Жуков с Павловым становится ясно, что в Москве не имели четкого представления о положении дел на Западном фронте, поскольку все указания были невыполнимы. Видно, что и у Павлова не было сколько-нибудь вразумительного плана действий. Кавалерийский корпус, о котором спрашивал Жуков, несколько суток отходил на восток под непрерывными ударами авиации и танковых частей противника. В одном из боев генерал-майор И.С. Никитин был оторван от остальных частей, прижат к реке и, будучи раненым и тяжело контуженным, попал в плен. О положении группы Болдина мы уже знаем. Что касается Кузнецова, то его 3-я армия была глубоко обойдена с фланга соединениями 3-й танковой группы противника и с непрерывными боями отходила на Новогрудок.

Где-то в белорусских болотах надолго исчез заблудившийся маршал Кулик, который решил выправлять положение прямо на передовой. По свидетельству офицеров штаба 10-й армии, в которую он прибыл, «общей обстановки на фронте он не знал, кроме ругани от него ничего не слышали». Его поиски стали головной болью для Москвы и Павлова.

Еще два маршала Ворошилов и Шапошников несколько дней пытались разобраться в сложившейся обстановке в штабе фронта, который находился в лесу под Могилевом. Непосредственно в войсках работали начальник Главного политуправления Красной Армии Л.З. Мехлис и член Военного совета фронта, первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко.

Все пытались руководить, и все руководство сводилось в основном к угрозам: «Да я тебя!…», «Расстрелять!» и т.д.

Все это только усугубляло ситуацию.

Положение на фронте все больше обострялось. Войска 3-й и 10-й армий, не попавшие в Белостокский котел, после того как немецкие танковые клинья сомкнулись восточнее Минска, оказались отрезанными. Основные силы 13-й армии генерал Филатов успел отвести на восток. 30 июня они развернулись на рубеже от Борисова до Смолевичей и далее по реке Птичь.

Окруженные соединения фронта продолжали борьбу. Среди них было до 11 дивизий, много отдельных частей и подразделений, рассеченных на части в районе Белостока, Волковыска, Лиды и Минска.

Лишенные централизованного управления, снабжения и связи с фронтовым командованием, они сражались до 8 июля, сковывая крупные силы противника. Соединения, части, а нередко и подразделения действовали самостоятельно. Командиры, объединив оказавшихся в окружении воинов, стремились прорваться на восток. Весь июль и август продолжали выходить из окружения воины Западного фронта.

В конце июня ослабленные войска фронта, оставшиеся вне окружения, вели кровопролитные бои в полосе шириной свыше 400 км. В этих условиях генерал Павлов решил закрепиться на реке Березине. Остатки отходивших двенадцати стрелковых дивизий, 20-го механизированного корпуса и шести артиллерийских корпусных полков должны были усилить оборону по реке.

Считая войска Западного фронта не способными оказать организованное сопротивление, фельдмаршал Ф. фон  Бок потребовал от танковых групп продолжать наступление и передовыми отрядами захватить переправы на Березине, Западной Двине и Днепре. Завершение ликвидации окруженных войск Западного фронта возлагалось на пехотные соединения.

Создалась реальная угроза быстрого выхода подвижных соединений врага к Днепру и прорыва их к Смоленску.

По свидетельству немецких генералов немецкая группа армий «Центр»  наступала так стремительно, что это стало беспокоить руководство вермахта. В штабе группы армий едва успевали наносить на карту занимаемые рубежи. Немецкое командование буквально запуталось в оценках обстановки из-за хаоса и беспорядка отступления наших войск и никак не могло определить где, каким образом советские войска восстановят фронт.

Генерал Д.Г. Павлов пытался оказать противодействие врагу. Но немецкое командование бросало в бой все новые и свежие силы. 28 июня немцам удалось переправиться через Березину, и они предприняли наступление на Рогачев. Сдержать нарастающий натиск врага так и не удалось: танки Гудериана двинулись на Могилев. Стало ясно, что войска Западного фронта потерпели поражение.

Для ликвидации угрозы выхода немцев на Днепр Ставка решила ускорить выдвижение на рубеж Днепра и верхнего течения Западной Двины войск второго стратегического эшелона.

В  момент агонии войск фронта рано утром в лесу за Могилевом, на командном пункте Западного фронта появились два генерала – А.И. Еременко и Г.К. Маландин. Одному предстояло сменить Павлова, другому – начальника штаба фронта Климовских. Командующий фронтом завтракал в своей палатке. Появление очередных посланцев из столицы вряд ли стало сюрпризом для Павлова, с первого дня войны визитеры-советчики прибывали в штаб фронта каждый день.

— Пойдемте в штаб, – официально произнес Еременко, давая понять, что он приехал не для разговоров. – Соберите генералов, старших командиров, обязательно найдите начальника связи фронта и начальника разведки. На улице Павлова ожидал адъютант с телеграфной лентой. Категорический текст словно окатил ушатом холодной воды: «Прибыть в Москву 2 июля 1941 г.».

Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко

В конце июня, то есть через 9-10 дней с начала войны, положение войск Западного фронта было критическим.  Стратегический фронт на минском направлении был прорван, и в обороне советских войск образовалась брешь шириной более 400 км.

Генерал Павлов был отстранен от командования фронтом и отозван в Москву.

Динамичная, быстро менявшаяся обстановка, вынужденный отход и крупные потери советских войск требовали от главного командования немедленного принятия мер по ликвидации образовавшейся бреши в обороне. Командующим Западным фронтом был назначен маршал С.К. Тимошенко, а его заместителями – маршал С.М. Буденный и генерал А.И. Еременко. 1 июля Ставка включила в состав Западного фронта 19, 20, 21 и 22-ю армии. Однако, это изменение не оказало существенного влияния на оперативные и боевые возможности войск второго стратегического эшелона, так как уже через несколько дней место изъятых объединений заняли четыре вновь сформированные армии. По существу, был создан новый фронт. Остатки армий, входивших в прежний Западный фронт, отводились в тыл на укомплектование. За войсками фронта сосредоточивалась 26-я армия, переброшенная с Украины.

Всего в распоряжение нового Западного фронта поступило 48 дивизий и четыре мехкорпуса. Однако большая часть соединений еще не завершила выдвижение из глубины страны. Оборону на восточном берегу Днепра заняли лишь 10 дивизий, а 15 дивизий находились в стадии сосредоточения.

Советские войска оказались фактически без прикрытия с воздуха, что усугубляло ситуацию на фронте и вызывало панику. От частей, занимавшихся оборудованием рубежа обороны на реке Березине, в штаб Западного фронта поступали донесения, в которых сообщалось о безнаказанных действиях немецкой авиации. В то же время констатировалось… «снарядов для зенитных орудий нет, наша истребительная авиация не появляется». Немцы, выйдя моторизованными частями восточнее Минска, фактически с ходу приступили к форсированию Березины. Уже 4 июля вражеские танки прорвали оборону фронта на этой реке, а с утра 6 июля 3-я танковая группа немцев, возобновив наступление, форсировала Западную Двину. Одновременно войска Западного фронта начали наносить контрудары. Четверо суток шли упорные бои. Для отражения контрудара противник вынужден был бросить пять дивизий и почти весь 2-й воздушных флот.

9 июля наступление 5-го и 7-го механизированных корпусов было остановлено. В результате все попытки неприятеля форсировать Днепр сорвались. Соединения Гудериана были задержаны в междуречье Березины и Днепра, что позволило укрепить оборону, а также обеспечило сосредоточение войск Западного фронта. Однако 5-й и 7-й механизированные корпуса потеряли 832 танка. 9 июля враг захватил Витебск.

Гитлер торжествовал – план «Барбаросса» успешно осуществляется. Фон Бок, командующий группой армий «Центр», не видел особых препятствий для рассечения советской обороны на три части с последующим окружением и уничтожением полоцко-невельской, смоленской и могилевской группировок Западного фронта и создания тем самым самых благоприятных условий для овладения столицей СССР. Получая доклады из групп армий «Север» и «Центр» Гитлер уже решил, что «блицкриг» состоялся и пора готовиться к празднованию очередной победы. Фюрер повелел своим тыловикам начать подготовку на Красной площади в Москве, приказал везти гранит для сооружения монумента в честь победителей и награды для них.

Но радость эта оказалась преждевременной. Новый командующий войсками Западного фронта маршал С.К. Тимошенко энергично создавал по рекам оборонительные рубежи, используя для их занятия отходящие войска и соединения и части, подходящие из глубины страны.

Так упорные бои развернулись на Березине в районе Борисова. Мощный контрудар по 3-й танковой группе генерала Гота в районе Орши нанесла армия П.А. Курочкина и продвинулась на глубину до 40 км в сторону Лепеля. Одновременно Ставка продолжала накапливать силы, создавая второй стратегический эшелон Западного фронта.

Гитлер заволновался, начал реже говорить о «блицкриге», а Смоленское сражение для него и для всего вермахта стало такой оплеухой, что начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал Ф. Гальдер уже 15 июля вынужден был записать в своем дневнике: «Русские войска сражаются … с величайшим ожесточением», а 28 августа констатировал, что фон Бок взволнованно сообщил ему о том, что «возможности сопротивления войск группы армий подходят к концу. Если русские будут продолжать наступательные действия, то удержать восточный участок фронта группы армий не будет возможности»  сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего. Общая обстановка показывает, что колосс на глиняных ногах – Россия, нами был недооценен»*.

Смоленское сражение складывалось из больших и малых битв и операций, в нем принимали участие 21, 13, 20, 19, 22-я армии и несколько корпусов.

К.М. Симонов в своем романе «Живые и мертвые» талантливо описал сражение под Могилевом на Буйничском поле.

До войны мы знали и помнили  Куликово и Бородинское поля, где проходили исторические сражения, война прибавили к ним еще Прохоровское и Буйничское, которые, уверен, навеки останутся в памяти народной.

Гудериан и Гот соперничали между собой, кто первым войдет в Москву. Прорвав оборону наших войск на Березине, командующий 2-й танковой группой генерал Гудериан рассчитывал за один день пройти 100 километров до Днепра, с ходу захватить переправы у Рогачева, Могилева и Орши, а затем…  Но все чаще его танковые колонны  вынуждены были останавливаться, советские войска вносили свои коррективы в немецкие планы.

3 июля танки Гудериана у деревни Чечевичи встретили огнем артиллеристы капитана Н.В. Метельского и старшего лейтенанта А.П. Волчка. Уничтожив 14 танков, они на сутки задержали продвижение врага. 5 июля снова бой, и снова горящие немецкие танки. Командир дивизиона лично уничтожил 6 боевых машин. Гудериан, теряя танки, рвался вперед, но его время безвозвратно уходило.

Крепким орешком для противника оказался Могилев. В этом городе для отпора немецкой  армии было сформировано 12-ти тысячное ополчение, 35 тысяч могилевчан работали на строительстве укреплений.

Немцы, уверенные в себе, шли на Могилев как на парад через Буйничское поле.

Советские воины под руководством командира 172-й стрелковой дивизии генерала М.Т. Романова и начальника обороны Могилевского района генерала Ф.А. Бакунина быстро сбили с фашистов спесь, заставив их сначала залечь, а затем ползти, ползти назад.

Бои на Буйничском поле продолжались более 10 дней. 172-я стрелковая дивизия отразила 27 вражеских атак, было подбито и сожжено более сотни неприятельских танков и бронетранспортеров, уничтожено не менее четырех тысяч и взято в плен около 600 солдат и офицеров противника.

Пал Витебск, пал Смоленск, а Могилев продолжал сражаться, не имея танкового и авиационного прикрытия. Оборона Могилева показала, что дух советского народа достаточно высок и легкой дороги к Москве у врага не будет.

В это время бои развернулись по реке Березина, особенно упорный характер они носили  на участке от Борисова до Бобруйска. Здесь 1-я Московская мотострелковая дивизия полковника Я.Г. Крейзера, 100-я стрелковая дивизия, курсанты Борисовского танкового училища и сводный отряд 4-й армии задержали врага до 8 июля.

17 июля немцы предприняли на Буйничском поле своеобразную психическую атаку. Тремя стройными колоннами, с развернутыми знаменами они двинулись на очередной штурм Могилева. Штурм был отбит с большими потерями для противника, но немецкое командование, боясь гнева Гитлера, приняло меры к тому, чтобы ему было доложено о том, что город взят. Это обстоятельство имело довольно курьезные последствия. Прямо в расположение наших войск уверенно вкатились три немецких штабных автомобиля. Важный штабной офицер, находившийся в одной из них, растерянно рассказал, что ехал с важной миссией – вез награды «победоносным германским войскам» за взятие Москвы. Сегодня эти награды хранятся в местном музее.

Могилев защищался до последней возможности. Он был оставлен нашими войсками только тогда, когда у них полностью закончились боеприпасы. В память о героических защитниках Могилева на Буйничском поле был установлен мемориальный камень. Весьма показательно, что именно там, на местах боев 1941 года, завещал развеять свой прах замечательный советский писатель К.М. Симонов.

Получив достойный отпор на могилевском направлении, Гудериан начал маневрировать, он направил дивизию Вальтера Моделя* между Бобруйском и Жлобином. На рассвете 2 июля немцы были готовы уже форсировать Днепр, но…

Даже спустя пять дней, 7 июля 1941 года Совинформбюро сообщало: «… на бобруйском направлении  противник неоднократно пытался форсировать р. Днепр, но каждый раз попадал под губительный огонь наших войск, с большими потерями отходил».

Об упорной борьбе за днепровский рубеж свидетельствуют записи в дневнике командующего немецкой группы армий «Центр» фельдмаршала фон Ф. Бока.  6 июля 1941 года он записал: «В течение дня сопротивление у Днепра на участке 2-й танковой группы Гудериана ужесточается. Тут и там враг контратакует, а на южном внешнем фланге у Жлобина бои разгораются даже на западном берегу Днепра. В глубоком тылу в районе севернее Березины вдруг сообщают о появлении противника…»**.

8 июля немецкий фельдмаршал со злостью вынужден констатировать: Утром как гром среди ясного неба поступает сообщение о том, что танковой группе Гудериана пришлось снова сдать рогачевский плацдарм на Днепре!»*.

В боях за Днепр проявил свое воинское мастерство командир 63-го стрелкового корпуса комкор Л.Г. Петровский*. Леонид Григорьевич обратил внимание на то обстоятельство, что, переправившись через Днепр, танки противника быстро отрывались от своей пехоты. Он предложил смелый план – самому переправиться на правый берег Днепра, и ударить по неприятельской пехоте, лишенной поддержки танков, в результате в критическом положении оказывалась и танковая группировка врага. Командующий 21-й армией, в состав которой входил корпус Петровского, поначалу сходу  отверг дерзкое предложение комкора, но затем, посоветовавшись со штабом фронта, скрепя сердце согласился на проведение операции.

Получив «добро» Петровский энергично взялся за воплощение в жизнь своего смелого замысла. После кратковременной необходимой подготовки операция перешла в практическую плоскость.

На подготовку наступления частям корпуса, оборонявшимся на широком фронте, было отведено менее суток. За это время предстояло спланировать операцию, довести задачи до подчиненных, которым предстояло провести необходимую перегруппировку, организовать взаимодействие, обеспечить операцию необходимыми материальными средствами. Задача осложнялась тем обстоятельством, что операция должна была начаться с форсирования Днепра.

В сложившейся обстановке Л.Г. Петровский решил форсирование реки осуществить на широком фронте, имея боевой порядок корпуса в один эшелон. Правофланговая 61-я стрелковая дивизия получила задачу форсировать реку в районе Зборово и нанести удар в направлении Близнецы, Фалевичи, Старцы. Для обеспечения своего открытого правого фланга дивизия выделяла усиленный батальон, которому надлежало, заняв оборону в районе Озераны, не допустить контратак с севера. В центре на участке Рогачев, Лучин Днепр форсировала 167-я стрелковая дивизия, имевшая задачу овладеть Рогачевом и в дальнейшем наступать на Волосевичи. На левом фланге наступала только прибывшая 154-я стрелковая дивизия. Сменив 117-ю дивизию, она должна была форсировать реку в полосе Лебедевка, Жлобин, овладеть городом Жлобином и развивать удар вдоль железной дороги Жлобин – Бобруйск.

Начало операции было назначено на утро 13 июля.

В ночь накануне наступления на правый берег Днепра были направлены группы разведчиков, в это время передовые части скрытно заняли исходный рубеж, подготовив подручные средства для форсирования реки. В районе Жлобина из подручных материалов удалось восстановить взорванный пролет железнодорожного моста.

Утром, с началом интенсивной двадцатиминутной артиллерийской подготовки, части 63-го корпуса начали форсирование Днепра. Наступление для противника стало полной неожиданностью.

Неприятель был настолько ошеломлен наступлением частей корпуса, что вначале почти не оказывал организованного сопротивления. И только после того как наши атакующие подразделения вышли на западные окраины Рогачева и Жлобина, гитлеровцы опомнились. Укрывшись за железнодорожными насыпями, использовав водонапорные башни и каменные здания, они начали оказывать сопротивление, которое усиливалось с каждым часом.

Тем не менее, части корпуса, преодолевая сопротивление неприятеля, продолжали продвигаться вперед, не давая гитлеровцам задерживаться на выгодных рубежах и отбивая их неоднократные контратаки. Только на западном берегу реки Друть противнику удалось закрепиться.

В результате части корпуса продвинулись на 8-10 километров, освободили города Рогачев и Жлобин. Это были  первые города, освобожденные, хотя и на короткое время (они удерживались советскими войсками до 14 августа), от неприятеля.

Когда информацию об успехе 63-го стрелкового корпуса доложили И.В. Сталину, он приказал включить ее в вечернюю сводку Совинформбюро. Просматривая текст, который должен был прозвучать в эфире, Сталин остановил взор на фразе: «Корпус под командованием комкора Л.Г. Петровского…», точнее на ставшим уже непривычным воинском звании военачальника. Подумав, он сказал:

— Передайте так: «Наши войска вновь овладели городами Жлобин, Рогачев. На остальных участках этого направления весь день происходили ожесточенные бои с крупными силами пехоты и танков противника». А что касается Петровского, то он достоин звания «генерал-лейтенант».

Информация об освобождении первых советских городов, захваченных противником, была объявлена 13 июля 1941 года, советские люди с радостью узнали, что немцев можно бить, это сообщение вселило уверенность в будущей победе.

Командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Ф. Бок записал в те дни в своем дневнике: «На южном фланге 2-й армии [Вейхс] русские наглеют. Под Рогачевом и Жлобином переходят в наступление. Это им тем более удается, что условия местности под Гомелем – область беспокойная и таковой останется до тех пор, пока вперед не продвинется северное крыло группы армий Рунштедта [«Юг»]. До сих пор люфтваффе, на которое возлагалась основная разведка, ни о чем существенном не сообщали. Сегодня ночью там впервые отмечено свечение прожекторов. А мой корпус (35-й) лишь с великим трудом пробивается вперед через эти болота!

… 18.7.1941 г.

Сегодня обстановка на южном крыле 2-й армии куда как серьезна… »*

Между тем корпус Л.Г. Петровского продолжал продвигаться вперед, выполняя поставленную задачу. Наступление корпуса было остановлено подошедшим с запада 53-м армейским корпусом противника, который сам здесь на длительное время завяз в боях.

Успешным действиям 63-го стрелкового корпуса способствовало знание командиром корпуса  и умелое использование им при организации боевых действий особенностей противника, использование при организации наступления фактора внезапности, а также твердое и умелое руководство подчиненными соединениями и частями со стороны комкора Л.Г. Петровского.

Леонид Григорьевич почти непрерывно находился в частях, наступавших на главном направлении. Он придавал особое значение контролю выполнения отданных приказов и одновременно всеми имеющимися у него средствами и способами стремился помочь подчиненным  командирам решить порученные боевые задачи.

Больше месяца корпус Петровского сражался на Западном берегу Днепра, находясь в окружении, практически в немецком тылу. На борьбу с ним фельдмаршал фон Бок вынужден был бросить значительные силы. В ходе этих боев Л.Г. Петровский был назначен командующим войсками 21-й армии, за ним в тыл врага был послан специальный самолет. Прочитав врученное ему предписание, Леонид Григорьевич приказал летчику взять на борт тяжело раненого бойца, а сам лететь отказался, попросив командование отсрочить вступление в должность до выхода частей корпуса из окружения. «Не могу я бросить людей в такой критический момент», – пояснил он свое решение и приступил к организации прорыва частей корпуса на восток.

В сложной обстановке ему удалось оторваться от наседавшего противника, и к исходу 14 августа Петровский начал  переправу одной из своих дивизий через Днепр. Через три дня, прорвав кольцо окружения в районе деревни Губичи, 154-я дивизия корпуса разгромила штаб одного из полков вермахта, захватив боевые документы врага. Пожав руку комдиву, Петровский объявил ему, что возвращается назад, чтобы организовать вывод частей, обеспечивавших прорыв дивизии. Несмотря на уговоры не делать этого Леонид Григорьевич оставался непреклонен в своем решении и вернулся к войскам, остававшимся на западном берегу Днепра. Через некоторое время противнику удалось ликвидировать коридор прорыва и вновь замкнуть кольцо окружения. Раненый в руку комкор организовал новый прорыв. Он удался, правда, в ходе его сам Петровский был снова ранен, на этот раз смертельно. Подчиненные вынесли тело своего командира и похоронили у села Старая Рудня Жлобинского района Гомельской области, правда, сами они вскоре погибли. До 44-го года генерал-лейтенант Л.Г. Петровский считался пропавшим без вести, и только после освобождения этих мест жители указали нашим войскам место его захоронения.

Г.К. Жуков впоследствии, вспоминая о нем, писал: «Петровского я хорошо знал как одного из талантливейших и образованных военачальников, и если бы не преждевременная гибель, думаю, что он стал бы командиром крупного масштаба». Подобная оценка выдающегося военачальника многого стоит.

Д.Г. Павлов

Однако вернемся к личности бывшего командующего войсками Западного фронта генерала Д.Г. Павлова.

Маршал Ворошилов, докладывая Сталину свои соображения о причинах неудач на Западном фронте в первые дни войны, вначале высказывался против отстранения Павлова от командования фронтом, считая, что эта мера не улучшит, а скорее усугубит положение. Затем, убедившись  в том, что тот фактически потерял управление войсками, предложил понизить его в должности, оставив его, тем не менее, на фронте.

Однако И.В. Сталин решил по-другому – Павлов был отозван в Москву и отдан под суд.

Следствие проводилось предвзято. Генералу Павлову ставились в вину не только упущения  в командовании округом, а затем фронтом, но от него требовали признаться и в, якобы, принадлежности к какой-то антисоветской организации. Под  воздействием следствия, морально подавленный Павлов оговорил себя, на суде он попытался отрицать свои первоначальные показания, как то оправдаться, но его уже никто не слушал.

На суде Павлов признал себя виновным в том, что директиву Генерального штаба понял по-своему и не обеспечил ее своевременного выполнения.

Павлов говорил: «Я был Героем Советского Союза… С прошлой верхушкой связан не был. На предварительном следствии меня допрашивали в течение 15 дней о заговоре. Я хотел скорее предстать перед судом и ему доложить о действительных причинах поражения армии. Поэтому я писал в злобе и называл себя тем, кем никогда не был.

Я прошу доложить нашему правительству, что в Западном особом фронте измены и предательства не было. Все работали с большим напряжением. Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступление в период военных действий, а потому, что не достаточно готовились к войне в мирное время».

Да, должность командующего войсками округа и фронта была для Павлова, образно говоря, «не по Сеньке шапка».

Д.Г. Павлов  Военной коллегией Верховного суда СССР от 22 июля 1941 года был приговорен к высшей мере – расстрелу. Приговор был приведет в исполнение в этот же день. Его подчиненные: Климовских, Григорьев, Коробков, Клич также были расстреляны.

В 1956 году было возбуждено ходатайство о пересмотре решения этого суда. В заключении специально созданной комиссей Генерального штаба отмечалось: «Имеющиеся документы и сообщения ряда генералов, служивших в Западном особом военном округе, не отрицая ряда крупных недочетов в подготовке войск округа к войне, опровергают утверждения обвинительного заключения о том, что генералы Павлов, Климовских, Григорьев, Клич и Коробков виновны в проявлении трусости, бездействия, нераспорядительности, в сознательном развале управления войсками и сдаче оружия противнику без боя». Дело было пересмотрено, и Военная коллегия Верховного Суда СССР 31 июля 1957 года постановила: «Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 22 июля 1941 года в отношении перечисленных выше генералов отменить по вновь открывшимся обстоятельствам и дела на них производством прекратить за отсутствием состава преступления».

Это решение можно считать полной реабилитацией расстрелянных генералов. Однако, уважаемый читатель, попробуйте найти эти «вновь открывшиеся обстоятельства». Единственным «обстоятельством», способствовавшим пересмотру дела,  была изменившаяся в стране после ХХ съезда партии политическая обстановка, точнее начавшаяся по инициативе Н.С. Хрущева кампания по разоблачению «культа личности И.В. Сталина». Вся вина за трагедию 1941 года тогда была возложена на одного Сталина.

Не подвергая сомнению решение о реабилитации генерала Д.Г. Павлова, зададимся вопросом: какова же доля ответственности командующего войсками военного округа за состояние боеспособности и боеготовности подчиненных ему войск?

Представляется, что каждый командир, каждый командующий, тем более командующий войсками приграничного округа, должен был нести личную персональную ответственность за порученный ему участок. Сложно понять и оправдать командующего, который,  зная о сосредоточении у границы войск противника, о том, что враг, готовясь к удару, уже снимает приграничные заграждения,  своевременно не принял необходимых мер, даже тех, которые были предписаны ему директивами свыше.

Я думаю, есть над чем подумать.

А.И. Лизюков.

3 декабря 1939 года приговором военного трибунала Ленинградского военного округа Александр Ильич Лизюков был оправдан. 22 месяца (из них около 17 месяцев в одиночной камере) он находился в тюрьме Управления государственной безопасности НКВД Ленинградской области.

Выходя на волю, Александр Ильич с одной стороны испытал удовлетворение, с другой – презрение, обиду на тех, кто оклеветал его, кто с февраля 1938 года держал его в тюрьме по более чем смехотворному обвинению.

«Добровольные» показания на него дал бывший начальник Автобронетанкового управления РККА командарм 2 ранга И.А. Халепский*, в частности, сообщив следствию о том, что Лизюков,  якобы, намеревался совершить террористический акт в отношении народного комиссара обороны К.Е. Ворошилова и других руководителей партии и правительства. Якобы, командуя тяжелой танковой бригадой, которая участвовала в парадах на Красной площади,  он планировал во время прохождения техники  направить танк на мавзолей Владимира Ильича Ленина.

Уважаемый читатель понимает абсурдность подобных обвинений.

Необходимо отметить, что Александр Ильич был один из наиболее подготовленных командиров Красной Армии, он окончил Высшую автобронетанковую школу в Петрограде в 1923 году, Военную академию им. М.В. Фрунзе в 1927 году, преподавал тактику на факультете моторизации и механизации в Военно-технической академии РККА им. Ф.Э. Дзержинского.

Поэтому неслучайно, что именно ему было поручено формировать и командовать отдельным тяжелым танковым батальоном, затем полком, а с марта 1936 года в звании полковник (это звание было присвоено ему  17 марта 1936 года) – 6-й отдельной тяжелой танковой бригадой им. С.М. Кирова. Бригада  дислоцировалась в Ленинградском военном округе в городе Слуцк, она имела на вооружении современные по тем временам танки Т-28 и Т-35. При формировании бригады Лизюков проявил недюжинные организаторские способности, затем умело  командовал ей, готовя к выполнению сложных боевых задач. К организации боевой учебы Александр Иванович подходил творчески,  смело экспериментировал, упорно учил танкистов вождению боевых машин на больших скоростях по пересеченной местности через леса, овраги, преодолевая заболоченные участки и водные преграды, учил их преодолевать различные инженерные заграждения. Многие отличные механики-водители были подготовлены в бригаде. Не меньшее значение командир бригады придавал обучению стрельбе из пулеметов и орудий. Для этого в бригаде были разработаны специальные методики тренировок.

Усилия командира не замедлили сказаться.  На всех проверках бригада неизменно демонстрировала высокую боевую выучку и слаженность экипажей боевых машин.

За успехи в боевой подготовке бригады полковник А.И. Лизюков был награжден орденом Ленина.

Осенью 1935 года он был направлен во Францию в составе советской делегации военных наблюдателей на маневрах французской армии.

И вдруг террорист? Был лучшим командиром, а стал подозреваемым в деле, которое не вписывается в  рамки здравого смысла. Организатор танкового тарана Мавзолея?!

Так или иначе Александр Иванович несмотря на всю абсурдность обвинения почти два года безвинно провел в заключении, и никто за это не ответил и никто не принес ему за это извинения.

После освобождения А.И. Лизюков какое то время преподавал в Военной академии  механизации и моторизации РККА, а с марта 1941 года занимал должность заместителя командира 36-й танковой дивизии 17-го механизированного корпуса Западного особого военного округа.

Перед самой войной Лизюков находился в отпуске в Москве, там он узнал, что приказом народного комиссара обороны назначен заместителем командира корпуса.

24 июня полковник А.И. Лизюков с шестнадцатилетним сыном Юрием выехал из Москвы на фронт. Александр Ильич не хотел брать сына с собой, парню нужно было еще учиться, но вопрос неожиданно для всех решила Анастасия Кузьминична – мать Юрия. Она сказала мужу:

— Все равно он не усидит дома, сбежит, как зимой 40-го года, на фронт. Поговори в военкомате, может быть разрешат зачислить в твое распоряжение. Все-таки будет спокойнее и тебе, и мне, если он поедет с тобой.

В купе вместе с Лизюковыми оказался корреспондент «Красной Звезды», будущий известный писатель, поэт, драматург Константин Михайлович Симонов.

У попутчиков нашлось много точек соприкосновения. Александр Ильич любил поэзию, Симонову в качестве военного корреспондента довелось понюхать пороха, как бы теперь сказали, в «горячих точках». Завязалась оживленная, непринужденная беседа. Говорили о литературе, о поэзии и, конечно, о войне, о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Время в пути пролетело незаметно.

В 6 часов утра 26 июня поезд прибыл в город Борисов, ехать дальше было нельзя, железнодорожные пути оказались разрушенными вражескими диверсантами и немецкой авиацией. Здесь стало известно, что к исходу 25 июня передовые отряды 3-й немецкой танковой группы генерала Гота уже подошли к Минскому укрепленному району. Минск, подвергшийся вражеской бомбардировке, горел, в городе вышли из строя водопровод, канализация, электростанции, была нарушена телефонная связь. Гибли тысячи мирных жителей.

Над Борисовом также кружили вражеские самолеты. Военный комендант города, охрипший и осунувшийся от свалившихся на него забот, на миг оторвавшись от телефона, сказал Лизюкову, что обороной города руководит начальник гарнизона и одновременно начальник Борисовского танкового училища корпусной комиссар Сусайков, но где его искать он не знает, может быть в училище, может быть на Березине.

Ивана Захаровича Сусайкова* Лизюков знал давно, тот тоже был танкистом, и им не раз приходилось встречаться на различных сборах и учениях.

Александр Ильич с сыном пришел в училище, там пусто, курсанты ушли на передовую, защищать город. Он подчинил себе оставленную на территории училища для каких-то целей танкетку с экипажем и на ней вернулся в комендатуру. Здесь ему доложили, что по имеющимся данным начальник гарнизона находится на Минском шоссе и что есть приказ маршала Тимошенко оставить город, отойти за Березину и там стоять до последнего.

Лизюков немедленно направился в указанном направлении, где, наконец, нашел Сусайкова. Иван Захарович обрадовался внезапному появлению опытного командира и в общих чертах ввел его в обстановку. Подтвердив требование маршала Тимошенко закрепиться на рубеже реки Березина, он заметил:

— У нас нет никаких средств противовоздушной обороны, и фашистские летчики хозяйничают в воздухе – вы это видели. В городе появились немецкие диверсанты в красноармейской и милицейской форме, они по ночам обстреливают войска с тыла. Мы будем отходить за Березину, но мост уничтожать нельзя – впереди идут бои, и нашим войскам он будет нужен, чтобы выйти из окружения.

Затем, учитывая сложившуюся обстановку, он  попросил Александра Ильича стать у него начальником штаба.

Лизюков согласился и в сопровождении сына направился к Березине, где предстояло организовать оборону. Он видел, что в одном с ним направлении по лесу на восток группами и поодиночке шли люди – военные и штатские.

Александр Ильич заметно выделялся среди них – тщательно выбритый, подтянутый, с орденом Ленина на гимнастерке.

Он остановил большую группу людей и, не повышая голоса, твердо и спокойно приказал:

— Командиры ко мне. Остальным располагаться на отдых и ждать распоряжений.

И все сразу уловили в этом человеке начальника и практически готовы были выполнять его приказы, его волю. Так он остановил еще несколько групп, собрал командиров и коротко, точно со знанием обстановки, ввел их в курс событий.

Юрий помогал отцу. Александр Ильич слышал звонкий, на самой высокой ноте, голос сына:

— Полковник Лизюков приказывает прибыть к нему на поляну.

И бойцы с разных сторон из леса стягивались на поляну. Люди приходили разные. Обращал на себя внимание человек, на котором,  несмотря на жару, поверх гимнастерки была  надета стеганая ватная телогрейка. Он громко убеждал собравшихся уходить на восток на соединение с частями Красной Армии.

Полковник Лизюков резко осек оратора, громко, властно сказав:

— Здесь фронт, передовая. Дезертирство будет наказано по законам военного времени.

Люди, собравшиеся на поляне, вмиг преобразились. Кто-то, глядя на полковника, начал застегивать воротник, кто-то поправил ремень, а человек в телогрейке пригладил волосы и виновато смотрел на полковника.

Всю ночь шла напряженная работа. Вместе с Сусайковым Лизюков разделил людей на взводы и роты, батальоны,  назначил командиров. Масса разрозненных людей начала приобретать организованный вид, приобретая черты, характерные для воинской части.

Капитану Воликову приказали оборонять мост, определили в его распоряжение самых крепких красноармейцев и поставили перед ним самую сложную задачу.

— В случае если авиация будет бомбить мост, – сказал Лизюков, обращаясь к капитану, – вы должны его восстанавливать. Мост – это жизни тысяч людей, которые выходят из окружения. Те войска,  которые выходят на этот берег, сразу же повернут оружие против фашистов и преградят им дорогу на Смоленск.

Первый боевой приказ был предельно коротким:

— Занять оборону.

Весь участок обороны разделили на четыре сектора. Начальниками их были назначены полковники Белый и Гришин, подполковник Мороз и майор Кузьмин. На машинах подвезли из города оружие, боеприпасы, строительные материалы, инструменты, на берегу рыли окопы и щели, устанавливали пулеметы.

На базе продовольственной службы  училища организовали питание обороняющихся. Юрий Лизюков раздобыл котелок, кружки, ложки и … карабин, не выпуская его из рук, доставлял завтрак, обед отцу и, несмотря на опасность, чувствовал себя счастливым – он на фронте, рядом с отцом защищает Родину.

В дело вступили саперы капитана Воликова – стучали топоры, звенели пилы, грохотали взрывы. Вечером передовые отряды противника вышли на западный берег, а теперь саперам надо было не только строить, но и вести перестрелку. Через день враг подбросил свежие силы и захватил мост. А в лесу на восточном берегу Березины уже доносились орудийные раскаты – это вели бой отступавшие части Красной Армии.

Ночью  Лизюков выслал вперед разведчиков и сейчас точно знал, какими  силами немцы удерживают мост. И тогда полковник, оставив свой командный пункт, сам повел в атаку саперов, артиллеристов, курсантов, шоферов, поваров, – всех, кто был под рукой. Он бежал впереди – невысокий с большим лбом и упрямым подбородком, с черным от копоти и усталости лицом.

Атака была внезапной и ошеломляющей, ее поддержали части 1-й Московской мотострелковой дивизии, которую корпусный комиссар Сусайков выделил Лизюкову в качестве подкрепления.

Мост отбили, но тут же в дело вступила вражеская артиллерия и разнесла его в щепки.

Даже раненный капитан Воликов не уходил с берега. Люди валили деревья и тащили их к переправе, саперы наводили мост и свежие бревна, очищенные от внешней кожуры,  окрашивались их кровью.

…Оборона на Березине на десять дней задержала фашистское наступление на этом участке фронта и спасла тысячи человеческих жизней. Группа Лизюкова свою задачу  выполнила.

Корпусной комиссар И.З. Сусайков представил А.И. Лизюкова к правительственной награде.

Из наградного листа:

«Полковник Лизюков  Александр Ильич с 26 июня по 8 июля 1941 года трудился начальником штаба, сформированной им из отходящих частей группы войск для обороны города Борисова. Проявил максимум настойчивости, энергии  и инициативы. Буквально под непрерывной бомбежкой со стороны противника, не имея средств управления, тов. Лизюков своей настойчивой работой обеспечил управление частями. Лично проявил мужество и храбрость. Пренебрегая опасностью, тов. Лизюков появлялся среди командиров и бойцов и  на важнейших участках восстанавливал необходимый порядок».

В первом письме жене Анастасии Кузьминичне с фронта 10 июля Александр Ильич писал:

«Мы с сыном, оба на фронте. Он доброволец, зачислен курсантом Борисовского бронетанкового училища. Уже участвовали в боях, были под огнем и бомбежками. Держит сын себя в бою героически смело. Он подал заявление о вступлении в комсомол, из него выйдет достойный сын Родины и партии, за которого тебе, как и за меня, краснеть не придется».

Вскоре Борисовское танковое училище сняли с передовой и эвакуировали в Саратов. А пока…

Главные силы танковых групп Гота и Гудериана при поддержке авиации стремились прорваться в глубокий тыл Западного фронта.

В конце июня положение войск Западного фронта резко осложнилось. В этих условиях войска не могли закрепиться на реке Березине. А фельдмаршал Ф. фон Бок приказал продолжить наступление и передовыми отрядами танковых групп захватить переправы на Березине, Западной Двине и Днепре. Динамичная, быстро меняющаяся обстановка, вынуждала советские войска отходить, прикрываясь арьергардами. Маршал Тимошенко выдвигал стратегические резервы, с помощью которых удалось закрыть образовавшуюся брешь. И все же гитлеровцы имели превосходство в людях и боевой технике, особенно в авиации и танках: против развернувшихся к этому времени 40 дивизий Западного фронта действовало 55 немецких дивизий. Шли жестокие кровопролитные бои. Каждый пройденный километр, каждый захваченный населенный пункт стоил фашистам многих жертв. Они стремились быстрее через Смоленск – выйти на кратчайшую дорогу к Москве. Вечером 15 июля вражеские танки вырвались на шоссе Смоленск – Москва и отрезали основные пути снабжения наших войск. Связь с тылом можно было поддерживать только через Соловьево.

Соловьевская переправа

Удерживать соловьевскую переправу было поручено А.И. Лизюкову. Сводный отряд, как и на Березине, Александр Ильич формировал из числа отходящих, выходящих из окружения групп и одиночных военнослужащих. Это был опасный и самый ответственный участок  обороны.

О соловьевской переправе многие фронтовики, в том числе известные военачальники, вспоминают, как о героическом событии первых месяцев войны. Вот, к примеру, что писал об этом в своей книге «Солдатский долг» Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский:

«Горловину мешка в районе соловьевской и ратчиновой переправ через Днепр немцы всячески пытались перехватить. Там действовал сводный отряд полковника А.И. Лизюкова, которому ввиду важности дела командующий фронтом лично поставил задачу обеспечить пути подвоза всего необходимого борющимся под Смоленском войскам, а в случае надобности – и пути их отхода.

— Лизюков – надежный командир, – сказал маршал. – Недавно я посылал Льва Доватора проверить, как там у него дела. Он вернулся в восторге, даже предложил отметить Лизюкова наградой, а я Доватору верю…»*.

Александр Ильич действовал разумно, умело организуя оборону, воины его отряда – и красноармейцы, и командиры стояли, не думая оставить переправу, сражались героически и мужественно.

На переправе творилось такое, что трудно описать: скопление сотен автомобилей и другой техники, находящиеся под непрестанным воздействием немецкой авиации, непрерывный огонь зенитной артиллерии…

По своей инициативе Лизюков организовал зенитную оборону переправы, собирал все зенитные орудия, какие только можно было достать.

«До сих пор при воспоминании о тех днях у меня тоскливо сжимается сердце, – рассказывал гвардии полковник Н. Балоян. – От восхода и до заката солнца берега Днепра содрогались от бомбовых ударов, губительного артиллерийского и минометного огня. Восемь суток войска Лизюкова находились в огненном котле, сражались героически и выполнили возложенную на них задачу. Я видел, как полковник, пренебрегая опасностью, с автоматом в руках по несколько раз в сутки обходил боевые порядки. Он был для всех примером храбрости, мужества, стойкости. И командиры, и рядовые брали с него пример, старались походить на него».

Западный фронт боролся, его целью было по возможности дольше задержать врага, нанести ему наибольшие потери и в то же время не допустить окружения армий,  сражавшихся под Смоленском.

«Полковник Александр Ильич Лизюков, – по оценке К.К. Рокоссовского, – был прекрасным командиром. Он чувствовал себя уверенно в любой,  самой сложной обстановке, среди всех неожиданностей, которые то и дело возникали на том ответственном участке, где пришлось действовать его отряду. Смелость Александра Ильича была безгранична, умение маневрировать малыми силами – на высоте. Был момент, когда немцы перехватили горловину мешка в районе переправы через Днепр. Но это продолжалось всего несколько часов. Подразделения Лизюкова отбросили и уничтожили весь вражеский отряд»*.

А.И. Лизюков  ценил людей и отличал, как мог благодарил отличившихся. Особенно он ценил командирские и волевые качества танкиста майора Михаила Гордеевича Сахно*, отмечая: «Майор Сахно – вот это истинный герой обороны соловьевской переправы».

Вспоминая о том времени, доктор юридических наук, профессор Кубанского государственного университета Владимир Азарович Стремовский, тогда комсорг батальона,  писал: «Помню как полковник А.И. Лизюков в одну из ночей в церковке, что стояла на правом берегу Днепра, недалеко от переправы, собрал командиров и политработников, советовался о том, что нужно сделать, чтобы спасти армию, технику, то есть, чтобы переправить всех на левый берег Днепра. Такой вопрос возник потому, что фашистская авиация уничтожает все мосты тотчас, как только они наводятся.

Много было предложений. Последним внес свое предложение Лизюков. Он предложил сделать подводный мост из автомобилей ЗИС-5, поставив их вплотную боком одна к другой. А чтобы с воздуха фашисты не обнаружили  этот мост, полковник приказал кабины с автомобилей сбить. Всю ночь сооружали этот мост. Рано утром облетели немецкие самолеты, но, не сбросив бомбы, улетели обратно.

Военная хитрость удалась.

На вторую ночь тоже было все спокойно. А в это время Лизюков так организовал переправу, что основная масса техники и войск за одну ночь оказалась на левом берегу».

В ночь на 4 августа на левый берег Днепра переправилась 20-я армия, днем раньше – 16-я армия.

После этого Военный совет фронта рассмотрел материал на награждение А.И. Лизюкова орденом Красного Знамени за оборону Борисова, подготовленный корпусным комиссаром И.З. Сусайковым, учел подвиг и личное бесстрашие и высокие командирские качества, проявленные во время организации переправы, представил Александра Ильича к присвоению звания Героя Советского Союза.

За образцовое выполнение боевых заданий Указом Президиума Верховного Совета от 5.8.41 года Александру Ильичу Лизюкову было присвоено звание Героя Советского Союза, а его сын – Юрий был награжден медалью «За отвагу».

Юрий узнал об этом уже в Саратове, куда по настоянию отца уехал вместе с эвакуированным туда Борисовским танковым училищем, из газеты Красная Звезда, где вместе Указом был опубликован и портрет Александра Ильича.

Юноша вырезал из газеты портрет отца и Указ и написал ему короткое, но теплое поздравительное письмо. Кроме поздравления Юрий сообщил о том, что корпусного комиссара Сусайкова в Смоленске ранило осколками бомб. Все курсанты были огорчены, но есть сведения, что тот уже поправляется.

Александр Ильич был  рад и присвоению звания Героя и благополучному устройству сына и награждению его. Он написал тогда своей жене: «Дорогая, родная и нежно любимая Тасенька! Прими мой искренний привет и самые теплые, сердечные чувства дружбы. Я по-прежнему, на фронте, добросовестно и честно служу Родине, родной партии.

За образцовое выполнение боевых заданий я удостоен звания Героя Советского Союза, обязуюсь Родине, партии это звание хранить и честно оправдать его.

Всегда твой Саша».

Немецко-фашистское командование, нанося удары войсками группы армий «Центр» (2-я и 9-я полевые армии, две танковые группы) было уверено, что операция закончится окружением и уничтожением в районе Смоленска основных сил Западного фронта. Эта затея провалилась. Враг встретил на московском стратегическом направлении не пустоту, как предполагал немецкий фельдмаршал Ф. Бок, а вновь созданную прочную оборону. Для ее преодоления гитлеровцам потребовались и дополнительные войска и необходимое на подготовку время. Блицкриг не состоялся.

Исторические параллели

10 (22) июля 1812 года командующий 2-й Западной армии генерал от инфантерии П.И. Багратион поручил командующему 7-м пехотным корпусом генерал-лейтенанту Н.Н. Раевскому задержать продвижение противника в районе Могилева. 11 (23) июля Раевский решил нанести удар по противнику в районе деревни Салтановка, в 15 километрах южнее Могилева. Утром южнее деревни на опушке леса завязался бой, который  принимал все более ожесточенный характер. Стремясь поднять боевой дух солдат, Раевский встал во главе основных сил корпуса и повел пехоту в атаку. Вместе с ним находились два его сына. Старший нес знамя Смоленского полка, а младший шел рядом с отцом. В штыковых атаках противник был отброшен.

Об итогах боя под Салтановкой Раевский сообщал Багратиону: «Единая храбрость и усердие российских воинов могли избавить меня от истребления противу толико невыгодного для меня места; я сам свидетель, как многие штаб-, обер- и унтер-офицеры, получа по две раны, перевязав оные, возвращались в сражение, как на пир; не могу довольно выхвалить храбрость и искусство артиллеристов; сей день были все герои, чему свидетельствуют превосходная противу нашей потеря неприятеля, которая вашему сиятельству известна через многие донесения».

К.К. Рокоссовский

В августе 1937 года командир кавалерийского корпуса комдив Рокоссовский был арестован. Обвинение, предъявленное Константину Константиновичу, было просто смехотворным. Оказывается, он еще во время службы в 5-м Каргопольском драгунском полку, где началась его военная биография еще в августе 1914 года,  якобы был завербован в шпионы «польским агентом» Юшкевичем, служившим в том  же полку унтер-офицером.

На судебном разбирательстве Рокоссовский заявил: «Судите, казните, если у вас даже мертвые дают показания… Юшкевич пал смертью храбрых под Перекопом, и о его подвиге писала Красная Звезда». Суд был приостановлен, а следствие продолжено. Следователя не интересовало за что, за какие дела Рокоссовский награжден тремя орденами Красного Знамени, не интересовала боевая биография подследственного, а она была поистине героической. В 23 года Рокоссовский уже  командовал кавалерийским полком, численность которого составляла 1086 человек, с боями прошел дорогами Гражданской войны, боролся с бандами барона Унгерна, до их полной ликвидации в августе 1921 года, затем командовал 27-м полком 5-й кубанской кавалерийской дивизии, которая уничтожала различные банды в Забайкалье.

Затем были Кавалерийские курсы усовершенствования командного состава (ККУКС) в Ленинграде – это не военная академия, но тем, кто жаждал знаний, они давали многое. Показательно, что одновременно с Рокоссовским здесь учились будущие маршалы  Жуков, Баграмян, Еременко, другие будущие военачальники. Именно здесь Рокоссовский и Жуков подружились, сохранив эту дружбу на всю жизнь. После учебы Константин Константинович возвратился в Забайкалье. В должности командира кавалерийской бригады он участвовал в военном конфликте на КВЖД. Бригада под его командованием действовала успешно,  грудь комбрига украсил орден Красного Знамени, третий по счету.

После Забайкалья К.К. Рокоссовский  командовал 7-й Самарской кавалерийской дивизией, дислоцировавшейся в Минске. 39-м кавалерийским полком в этой дивизии  командовал  Г.К. Жуков. Спустя 35 лет Георгий Константинович  напишет в своих воспоминаниях: «Рокоссовский был очень хорошим начальником. Блестяще знал военное дело, четко ставил задачи, умно проверял исполнение своих приказов. К подчиненным проявлял настоящее внимание и, пожалуй, как никто другой, умел оценить и развивать инициативу подчиненных ему командиров.

Много давал другим и умел вместе с тем учиться у них. Я уже не говорю о его редких душевных качествах – они  известны всем, кто хоть немного служил под его командованием».

В определенной мере эти душевные, человеческие качества нашли свое отражение даже в некоторых официальных документах, подготовленных под руководством Рокоссовского. Так, в одном из приказов Константин Константинович  отмечал: «Нет худшего в Красной Армии преступления, кроме измены и отказа от службы, как рукоприкладство, матерщина и грубость, то есть случаи унижения достоинства человека….». Человечность, уважительное отношение к людям были присущи ему всегда.

И вот такой честный и преданный Советскому государству человек сидел в «Крестах» 30 месяцев.

Правда была на стороне Рокоссовского. В марте 1940 года его освободили из-под стражи, восстановили во всех гражданских правах и через некоторое время присвоили генеральское звание и  вновь назначили командиром кавалерийского корпуса, будто и не было заключения в тюрьме.

Корпус дислоцировался в Киевском особом военном округе, которым командовал Г.К. Жуков, к тому времени уже генерал армии.

Под руководством Жукова в войсках округа в ту пору развернулась интенсивная  боевая подготовка, в процессе которой осваивался опыт боев на Халхин-Голе и в войне с Финляндией, а также изучается опыт военных действий фашистской Германии в войне с Францией и с другими странами Западной Европы в начавшейся Второй мировой войне.

Константин Константинович Рокоссовский, вступив в командование корпусом, всеми силами стремился наверстать время, упущенное из-за вынужденного безвинного заточения. Пытаясь понять основные тенденции развития военного дела, наметившиеся в ходе военных кампаний последних лет, он упорно, самостоятельно изучает официальные документы, обобщающие итоги только что закончившейся Советско-финляндской войны, анализирует причины скоротечных побед фашистской Германии в ходе начавшейся Второй мировой войны, обращая особое внимание на особенности применения высокомобильных танковых и моторизованных войск.

Полученные в ходе этих занятий знания вскоре очень пригодились К.К. Рокоссовскому. В конце 1940 года он был назначен, думается, не без протекции Г.К. Жукова, вскоре убывшего на высокую должность в Москву, командиром вновь формируемого 9-го механизированного корпуса.

27 лет Рокоссовский отдал службе в коннице. Переходя на службу  в новый в то время род войск, он, как и любой другой на его месте, испытывал определенное беспокойство и некоторое сомнение в своих силах, в своих способностях.  Однако, следуя русской поговорке: «Не боги горшки обжигают», он со всей энергией принялся за новое дело.

Надо сказать, что уже в Первую мировую войну конница стала терять свое былое значение. Гражданская война в России воскресила ненадолго ее роль. В тот период необходимого количества таких машин, как танки, самоходные арт. установки, да и просто автомобили, в стране еще просто  не было. Поэтому конница, как наиболее подвижный в то время род войск, имела довольно большое значение.

По мере индустриализации страны в армии начало появляться все больше новых образцов техники и вооружения, правда их еще долго не хватало для того чтобы принципиально изменить облик Красной Армии. Поэтому еще довольно долго в народе и армии, в том числе и в бронетанковых частях и соединениях, была популярна песня «Эх, тачанка, ростовчанка…».

Нападение фашистской Германии на Польшу и молниеносный разгром ее вооруженных сил, несмотря на мужество польских солдат и офицеров, и скоротечный исход военных действий во Франции подтвердили, каким преимуществом обладала Германия, создавшая мощные бронетанковые и моторизованные войска, а также сильную авиацию.

9-й мехкорпус, который предстояло сформировать Рокоссовскому, в своем составе должен был иметь три дивизии – две танковых и одну механизированную. Корпус находился в непосредственном подчинении командования Киевского особого военного округа.  С первых дней в подразделениях и частях корпуса была развернута интенсивная боевая учеба, это было особенно важно, учитывая то обстоятельство, что поступающее  пополнение приходилось готовить практически с нуля. Из техники корпус получил только боевые машины для обучения личного состава.

В мае 1941 года новый командующий округом генерал-полковник М.П. Кирпонос, сменивший на этом посту Г.К. Жукова,  провел полевую поездку фронтового масштаба. В ней принимало участие и командование 9-го мехкорпуса, которое в ходе поездки отрабатывало взаимодействие с 5-й общевойсковой армией на направлении Ровно, Луцк, Ковель.

В ходе этой поездки К.К. Рокоссовский был удивлен несколько упрощенным отношением командования к боевой готовности. За годы службы в Приморье и Забайкалье он привык, что  при малейшей активности «соседа» или в случае передвижения его частей по ту сторону границы наши войска всегда были готовы дать достойный отпор, все соединения и части, находившиеся в приграничной зоне, были в постоянной боевой готовности, определяемой часами. В Киевском особом военном округе этого не было. Всем было известно, что на границе сосредоточивается крупная группировка вермахта, и в это время  из штаба округа следовали распоряжении выслать артиллерию на полигоны из войск, находящихся в приграничной зоне. Рокоссовскому такая позиция командования была непонятна. Он делал все, от него зависящее, чтобы обеспечить боеспособность подчиненных войск. Ему удалось в какой-то мере сохранить свою артиллерию, организовав ее подготовку при своих полках и дивизиях, но при этом оставалась проблема укомплектования корпуса положенной по штату техникой. Истекал май, наступил июнь, но мат. часть все не поступала, при этом  учебная техника была на износе.

21 июня командир корпуса провел разбор очередного  ночного командно-штабного корпусного учения. Запланированную накануне рыбалку он отменил, уж очень тревожно было на границе. В отличие от своего окружного командования обстановку он оценивал более реалистично.

9-й механизированный корпус

22 июня около четырех часов утра оперативный дежурный принес командиру корпуса телефонограмму из штаба 5-й армии: «Вскрыть особый секретный оперативный пакет».

По положению вскрыть этот пакет командир корпуса мог только по распоряжению Пред. Совнаркома СССР или наркома обороны, а в телефонограмме стояла подпись начальника штаба армии.

Рокоссовский вызвал начальника штаба, заместителя по политчасти и начальника особого отдела, чтобы посоветоваться, как поступить в данном случае.

Дежурный доложил, что связи нет ни с Москвой, ни с Киевом, ни с Луцком. Несмотря на некоторые сомнения соратников, командир корпуса  решил вскрыть пакет. Директива, содержавшаяся в пакете, требовала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Коваль. Комкор объявил тревогу, командиров дивизий и частей корпусного подчинения вызвал на командный пункт для постановки боевой задачи.

Пока войска выходили в предусмотренные планом районы сбора, Рокоссовский отдал командирам подчиненных частей и соединений  предварительные распоряжения. Штаб корпуса в это время готовил общий приказ. Приведение корпуса в боевую готовность шло быстро, но спокойно, без суеты. Каждый знал свое место и точно выполнял порученные обязанности.

Затруднения были с материальным обеспечением: ничтожное количество положенных по штату мирного времени автомашин, недостаток горючего, ограниченный запас боеприпасов. Ждать пока сверху укажут, что и где получить, было некогда. Неподалеку находились центральные базы с боеприпасами и гарнизонный парк автомобилей. Рокоссовский приказал вскрыть хранилища и получить положенное имущество. Сопротивление интендантов пришлось преодолевать внушением и расписками.

Начальник штаба корпуса А.Г. Маслов, не смотря на все старания связаться с вышестоящим командованием, смог на короткое время установить связь с Луцком, где размещался штаб 5-й армии, лишь к 9 часам утра. Один из работников штаба  армии успел сообщить, что город уже дважды подвергался бомбежке, связь неустойчивая,  все время рвется, положение на фронте ему неизвестно.

Примерно в это же  время стало известно, что бомбежке подвергался и Киев. При этом от командования округа никаких распоряжений. Около одиннадцати часов над дивизиями корпуса на большой высоте прошло до двадцати немецких бомбардировщиков. Корпусная зенитная артиллерия обстреляла их, не причинив особого вреда. Нашей авиации в небе было невидно. Наши самолеты, впрочем, вскоре появились. Проезжая мимо одного из полевых  аэродромов, бойцы Рокоссовского их увидели во множестве… разбитыми и покореженными.

К началу войны 9-й мехкорпус был укомплектован личным составом почти полностью. Для того чтобы оправдывать громкое наименование механизированного, не хватало главного – танков и автомобилей. В корпусе были в основном старые, изношенные танки  Т-26, БТ-5 и БТ-7. По своему техническому состоянию длительных маршей они выдержать не могли. Не было завершено и обучение личного состава. Но в сложившейся обстановке воевать нужно было с тем, что было, и Рокоссовский это прекрасно понимал.

Пехота танковых дивизий машин не имела, шла пешком, бойцы несли на себе, кроме личного снаряжения, ручные и станковые пулеметы, 50- и 82- миллиметровые минометы и боеприпасы к ним. А была жара….

Пехота в первый день совершила 50-километровый переход. Это был пример выносливости и самоотверженности  советского солдата. В последующем суточные переходы пришлось сократить до 30-35 км. Моторизованная дивизия, имея машины, к исходу 22 июня достигла района Ровно, где и остановилась на привал, совершив 100-километровый переход. В это время связь штаба корпуса со всеми дивизиями была устойчивой.

Утром 23-го командир 131-й моторизованной дивизии полковник Н.В. Калинин прислал донесение. Он сообщал, что командарм-5 М.И. Потапов временно подчинил его дивизию себе и, минуя командира корпуса, поставил задачу: выйти на реку Стырь, к исходу дня занять оборону по восточному берегу этой реки на участке Жидичи, Луцк, Млынов и не допустить прорыва немцев на восток.

23 июня главные силы корпуса продолжали движение по намеченным маршрутам, усилив разведку на флангах.

Постепенно, анализируя информацию, поступающую из различных  разрозненных источников, Рокоссовский пытался осмыслить складывающуюся обстановку.  Он знал, что где-то недалеко должны находиться соединения 19-го и 22-го мехкорпусов генералов Н.В. Фекленко и С.М. Кондрусева, и направил для установления с ними связи разведгруппы. В результате было установлено, что корпус Кондрусева движется в направлении на Ковель, а Фекленко – на Дубно. Во время кратковременного сеанса связи с генералом М.А. Пуркаевым тот успел передать распоряжение о переходе корпуса в подчинение 5-й армии и поставил задачу на его сосредоточение в районе Клевань, Олыка.

Выполняя задачу, части корпуса двигались по шоссе Луцк-Ровно навстречу отходящим на восток беспорядочным толпам людей. Над ними часто появлялись немецкие самолеты, расстреливавшие и войска и беженцев.

24 июня 9-й мехкорпус вышел в район сосредоточения, затем вел тяжелые оборонительные бои, отражая все попытки  немцев перехватить дорогу Ровно – Луцк и овладеть Луцком.

26 июня корпус, совершив 250-километровый марш, нанес контрудар в направлении на  Дубно во фланг 3-го моторизованного корпуса противника, вынудив его на некоторое время перейти к обороне. В этом же направлении наносили удары 19-й и 22-й мехкорпуса, один левее, другой правее корпуса Рокоссовского. Удивляет то, что  никому не было поручено объединить действия корпусов. Они вводились в бой разрозненно, сходу, без учета состояния войск. Требование штаба фронта было одно: «Нанести мощный контрудар во фланг прорвавшейся группировке противника, уничтожить ее и восстановить положение». Оно просто дублировало директиву Генштаба без учета реальной обстановки.

Между тем противник усиливал нажим.

Сосед слева – 19-й мехкорпус был атакован противником из района Дубна, отброшен к Ровно и вел оборонительные бои.

Сосед справа – 22-й корпус также был атакован большими силами немцев, командир корпуса генерал Кондрусев погиб, в командование корпусом вступил его начальник штаба – В.С. Тамручи.

Рокоссовский, своевременно обнаружив подходящие колонны противника, решил встретить удар врага в обороне.

Учитывая то обстоятельство, что немцы, как правило, предпочитали двигаться только по большим дорогам, он распорядился сосредоточить артиллерию на пути движения его танковых и механизированных колонн, установив орудия у шоссе – в кюветах,  а частью прямо на дорожном полотне.

Артиллеристы подпустили фашистов поближе и открыли такой огонь, что на шоссе образовалась пробка из обломков мотоциклов и автомашин, а враг по инерции двигался вперед, артиллерия корпуса продолжала наносить удары. Враг понес большие потери, а дивизии Рокоссовского смогли продвинуться вперед и захватить господствующие высоты.

Несмотря на то, что немцы бросали против корпуса все новые силы, упорные бои здесь продолжались до 29 июня. В этих боях действия Рокоссовского отличались самостоятельностью, смелостью и решительностью.

Когда 30 июня 5-я армия начала отход на рубеж старой границы, соединения корпуса  осуществляли его организованно, отходя от рубежа к рубежу, применяя метод «подвижной обороны».

Затем под руководством Константина Константиновича корпус успешно действовал на новоград-волынском направлении, где он, взаимодействуя с другими соединениями Юго-Западного фронта, нанес контрудар во фланг прорвавшейся 1-й танковой группе Клейста с севера. Контрудар корпуса был неожиданным и пришелся по слабо укрепленному стыку немецких дивизий. Здесь комкор вновь продемонстрировал свое командирское мастерство.

В середине июля в Ставке было принято решение создать на западном направлении пять армейских оперативных  групп  для нанесения ударов в районе Смоленска.  Возглавить одну из них было поручено К.К. Рокоссовскому.

14 июля 1941 года К.К.  Рокоссовский, сдав командование корпусом генералу А.Г. Маслову, убыл в Москву, а 22 июля он был награжден четвертым орденом Красного Знамени.

В Москве генерал К.К. Рокоссовский долго не задержался. Получив предписание возглавить в районе Ярцево подвижную механизированную группу из двух-трех танковых и стрелковой дивизий, которая своими активными действиями, должна была  во взаимодействии с другими оперативными группами, а также с 16-й и 20-й армиями задержать наступление противника и удержать Смоленск, он направился в штаб Западного фронта, где должен был получить более конкретные указания.

На Западном фронте

Прибыв на командный пункт фронта, который располагался  в Касне, генерал Рокоссовский направился к командующему Маршалу Советского Союза С.К. Тимошенко, чтобы представиться и уточнить задачу.

Маршал встретил его приветливо, кратко ознакомил с обстановкой, а затем сказал:

— Нам предстоит создать подвижную маневренную группу, с местом действий из района Ярцево, ее и возглавишь. Подойдут регулярные подкрепления – дадим тебе две-три дивизии, а пока подчиняй себе любые части и соединения  и организуй оборону на ярцевском рубеже.

Рокоссовский так и поступил, по пути в Ярцево он подчинял себе всех, кто мог быть полезен для борьбы с врагом, задерживал, создавал из них подразделения: роты, батальоны…. Людей под его командой оказалось достаточно много. Среди  них были пехотинцы и артиллеристы, связисты и саперы, пулеметчики и минометчики, медицинские работники… В распоряжении Рокоссовского оказалось много грузовых автомобилей, которые впоследствии хорошо выручили.

Так появилось войсковое формирование, получившее в оперативных документах наименование «группа генерала Рокоссовского». Вскоре в состав группы вошли 38-я стрелковая и 101-я танковая дивизии, потерявшие связь со штабами армий, в которые входили. В течение нескольких дней группа Рокоссовского, сформированная из отходящих частей, отражала на рубеже реки Вопь в районе Ярцева ожесточенные атаки танковых соединений Гота, стремившихся прорваться на восток к Вязьме и в юго-восточном направлении к Ельне в целях соединения с частями 2-й танковой группы Гудериана. Кстати сказать, при организации обороны на левом берегу Вопи войска Рокоссовского впервые за войну сделали попытку создать противотанковую оборону, основанную на противотанковых опорных пунктах на танкоопасных направлениях. Позже этот опыт нашел широкое применение в войсках.

В начале августа К.К. Рокоссовского вызвал командующий фронтом, сказав:

— Поедем к героям Смоленска… Примешь шестнадцатую армию.

Но поехали в 20-ю армию к П.А. Курочкину. Оказалось, что Павел Алексеевич отзывался в распоряжение Ставки, а на его место назначался генерал М.Ф. Лукин, командовавший до этого 16-й армией, его в свою очередь предстояло сменить Рокоссовскому.

Из подъехавшей машины с трудом выбрался Михаил Федорович Лукин, он был ранен.

Обращаясь к своему приемнику, он, как бы оправдываясь, сказал:

— Шестнадцатую армию не разбили – ее растащили…

Затем Михаил Федорович познакомил Рокоссовского с членом Военного совета армии Алексеем Андреевичем Лобачевым, заметив при этом: «Фурмановской складки мужик».

Маршал Тимошенко вручил тогда  ордена Красного Знамени Курочкине, Лукину, Лобачеву, а затем спросил, есть ли у кого просьбы.

К.К. Рокоссовский теперь уже в качестве командарма-16 попросил назначить начальником штаба к нему полковника Малинина, начальником артиллерии генерала Казакова. Фактически с назначением Константина Константиновича на новую должность произошло объединение войск группы, которой он командовал с войсками 16-й армии.

После объединения армия представляла внушительную силу: шесть дивизий – 101-я танковая полковника Г.М. Михайлова, 38-я стрелковая полковника М.Г. Кириллова, а также 1-я Московская  мотострелковая, 152-я полковника П.Н. Чернышова, 64-я полковника А.С. Грязнова, 108-я полковника Н.И. Орлова стрелковые, кроме того 27-я танковая бригада Ф.Т. Ремизова, тяжелый артиллерийский дивизион и другие части.

Армия занимала оборону на 50-километровом фронте, перехватывая основную магистраль Смоленск – Вязьма. Противник пытался прорвать оборону на ярцевском направлении. Это ему не удалось, в течение двух дней шел напряженный бой, враг понес значительные потери, затем его активность иссякла. Впервые на этом участке действовала батарея реактивной артиллерии – «катюши». Она накрыла наступающую пехоту с танками. Наши воины с восторгом наблюдали это необычное, эффектное зрелище.

В ходе этих боев К.К. Рокоссовский мог убедиться в высоких командирских качествах полковника А.И. Лизюкова, сводная группа которого вошла в его подчинение. Поэтому Константин Константинович нисколько не удивился, когда маршал Тимошенко сказал ему:

— Я полагаю целесообразным назначить Лизюкова командиром 1-й Московской мотострелковой дивизии.

Под руководством Рокоссовского 16-я армия действовала довольно успешно, она стойко держала оборону, наносила чувствительные удары по врагу, отвлекая на себя его силы, о ней заговорили в столице, в сводках Совинформбюро  все чаще стали упоминаться успешные действия «войск генерала Р.». В армию начали приезжать различные делегации, в том числе здесь побывала английская военная делегация, которую приняли с соблюдением дипломатического этикета, но довольно тепло. К.К. Рокоссовский проявил себя как умелый военный руководитель оперативного уровня.

Исторические параллели

Во время Отечественной войны 1812 года 1-я и 2-я русские армии к 22 июля (3 августа) соединились в районе Смоленска. Здесь 4-6 (16-18) августа произошло сражение с войсками наполеоновской армии. В Смоленском сражении наглядно проявились мужество и героизм русских воинов. Сначала они задержали противника у стен города, а затем, непобежденные, по приказу командования перешли на Московскую дорогу, готовясь к новым боям. За время сражения у стен Смоленска французская армия потеряла тогда  около 20 тысяч человек, русская – около 10 тысяч.

В 1941 году Смоленское сражение, проведенное с целью не допустить прорыва немецких войск на Москву, продолжалось с 10 июля по 10 сентября. Советские войска в ходе этого сражения нанесли тяжелый урон немецкой группе армий «Центр». Впервые во 2-й мировой войне немецкие войска вынуждены были перейти к обороне на главном направлении.

1-я Московская мотострелковая дивизия

В конце августа 1941 года Герой Советского Союза полковник Александр Ильич Лизюков был назначен командиром 1-й Московской мотострелковой дивизии*. Это назначение он воспринял как большую честь для себя. Дивизия, вошедшая в состав армии К.К. Рокоссовского, была выдвинута   к реке Вопь северо-восточнее Ярцева.

По решению командарма Рокоссовского дивизия своими активными действиями должна была отвлечь резервы противника от района Ельни, где силами войск Резервного фронта под руководством Г.К. Жукова проводилась наступательная операция.

И командиру дивизии – танкисту А.И. Лизюкову, и комиссару –  артиллеристу И.И. Тюпилину предстояло впервые руководить действиями общевойскового соединения в наступательном бою. Задача, поставленная перед дивизией, была сложной и имела свои особенности: не было достаточных разведывательных данных о противнике, недавно прибывшее пополнение – люди в основном необстрелянные, многие командиры и политработники малоопытные.

Начало наступления дивизии было назначено на 7 часов утра 1 сентября. В ночь накануне части дивизии заняли исходные позиции. Проверив их готовность, командир и комиссар дивизии прибыли на командный пункт. Вскоре сюда приехали генерал Рокоссовский и дивизионный комиссар Лобачев.

С опушки густого леса, где был оборудован КП дивизии, хорошо просматривалась местность. Впереди по широкой заболоченной долине петляла река Вопь. Дальше, на ее левом берегу, – холмы, крутые овраги, хутора, населенные пункты. За рекой было тихо, но все знали – там затаился враг.

Лизюков доложил командарму решение на бой:

— Дивизия будет наступать, имея боевой порядок в два эшелона. Первый прорывает оборону, овладевает Новосельем и наступает на Мальцево. Второй эшелон наносит удар из-за правого фланга ударной группы.

— А мост до утра успеете построить? – спросил командарм.

— Все уже заготовлено, саперы с работой справятся в срок, гатить заболоченный луг им поможет 175-й мотострелковый полк. Первыми пройдут танки, а затем артиллерия. Пехота будет переправляться независимо от них. Для нее мы строим два жердевых мостка.

— По правофланговому, как известно, равняются остальные, а вы у нас на правом фланге, – вступил в разговор дивизионный комиссар Лобачев.

— Это нам ясно, – ответил Иван Иванович Тюпилин.

1 сентября в 6 часов 30 минут утра началась артиллерийская подготовка, и 1-я Московская мотострелковая дивизия впервые за месяцы войны перешла в наступление, ее стремительная атака ошеломила противника.

За первый день наступления дивизия продвинулась вперед на шесть километров. Но к вечеру появились танки противника, подошли его свежие части, усилился артиллерийский и минометный огонь. Лизюков даже обрадовался этому – значит, часть резервов, которые фашисты предполагали использовать под Ельней, отвлечены и надолго застрянут здесь. Но задача дивизии – выйти на шоссе Ярцево – Духовщина – теперь значительно осложнилась.

На следующее утро на КП дивизии вновь прибыли командарм и член Военного совета армии.

— Можно поздравить с успехом, – пожал руку комдиву Рокоссовский.

— Но это аванс, – добавил Лобачев. – Нужно еще одно такое усилие, как сегодня…

— Постараемся, – заверил Александр Ильич.

Следующим утром – короткий артналет, и полки снова перешли в наступление. Но теперь немцы были наготове, атакующих встретил сильный артиллерийский и пулеметный огонь, а потом противник контратаковал на правом фланге. На сильно поредевший 6-й мотострелковый полк наступал батальон танков и пехотный полк фашистов.

Надо было срочно исправить положение, которое значительно усложнилось еще и тем, что выбыли из строя многие командиры и политработники и расстроилось управление в полках. Лизюков приказал ввести в бой оставшиеся танки и поставить на прямую наводку всю дивизионную артиллерию.

Тревожнее всего обстановка складывалась на правом фланге, в районе Холма.

— Будем действовать по Положению о военных комиссарах, – твердо сказал Тюпилин. – Там сказано: «В наиболее серьезные моменты боя военный комиссар обязан личным примером храбрости и отваги поднять дух воинской части и добиться безусловного выполнения боевого приказа». Труднее всего сейчас в шестом полку…

— Да, Луцков тяжело ранен…

— Я пойду туда!

Лизюков знал, что Ивану Ивановичу нездоровится, что он не спал всю ночь и почти сутки ничего не ел.

— Разберусь на месте, выправим положение…

«Лучше комиссара никто не разберется», – подумал Александр Ильич и согласился:

— Хорошо, только возьми с собой кого-нибудь из штаба…

Во второй половине дня немцы снова атаковали части дивизии около Холма, сосед справа – 101-я танковая дивизия – отступил и фланг оголился.

Дрогнул и 6-й мотострелковый полк, начал беспорядочно отходить в сторону Новоселья.

В это время сюда и пришел комиссар Тюпилин. Потребовались нечеловеческие усилия, чтобы задержать неорганизованный поток людей, привести их в порядок, снова бросить навстречу контратакующему врагу.

Многим, видевшим тогда комиссара в бою, этот скромный человек показался поистине гигантом. Под губительным огнем врага, когда все живое стремилось куда-то спрятаться, комиссар шел в цепи во весь рост…

Поборов в себе усталость, страх, люди поднимались, группировались вокруг комиссара и, стреляя на ходу, шли в атаку.

Осколок мины раздробил Тюпилину руку, но он не отставал от цепи атакующих бойцов. Его остановила вражеская пуля…

Атака захлебнулась, шестой полк перешел к обороне и, как не пытался противник сломить его сопротивление, полк не сделал ни шагу назад.

В тот же вечер на левом берегу Вопи под троекратный салют и клятву боевых товарищей отомстить за комиссара, похоронили Ивана Ивановича Тюпилина.

Наступление прекратилось, но задача отвлечь резервы противника от Ельни была выполнена.

Дивизия Лизюкова была выведена в армейский резерв, а затем сосредоточена для пополнения в районе Можайска.

29-го сентября 1941 года дивизии А.И. Лизюкова  было присвоено звание «гвардейской», «за боевые подвиги, организованность, дисциплину и примерный порядок» она стала именоваться 1-й гвардейской Московской мотострелковой дивизией.

Яркое осеннее солнце играло золотыми кронами осеннего леса, на лесную поляну собрались бойцы и  командиры дивизии на митинг.

— Люди ждут, товарищ полковник, пора начинать…, – заметил комиссар.

Лизюков вышел вперед, достал из кармана листок с приказом и медленно, чеканя каждое слово, начал читать: «В многочисленных боях за нашу Советскую Родину против гитлеровских захватчиков 1-я Московская мотострелковая дивизия неоднократно наносила жестокие поражения немецко-фашистским войскам, обращая их в бегство.

На основании вышеизложенного и в соответствии с постановлением Президиума Верховного Совета СССР Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. За боевые подвиги, за организованность, дисциплину и примерный порядок 1-ю Московскую мотострелковую дивизию  преобразовать в 1-ю гвардейскую мотострелковую дивизию (командир дивизии полковник Лизюков).

2. Указанной дивизии вручить гвардейское знамя…».

Радость, счастье охватили всех воинов, находившихся на поляне.

Александру Ильичу Лизюкову на пополнение дивизии личным составом, боеприпасами, необходимыми материальными средствами, было отпущено всего несколько дней. Все отделы и службы управления  соединения работали в эти дни с предельным напряжением. В установленное время командир дивизии провел строевой смотр и убедился, что соединение опять становится грозной боевой единицей, готовой к новым испытаниям.

В это время резко ухудшилось положение на Юго-Западном фронте в районе города Сумы. Учитывая это, Ставка спешно перебросила дивизию Лизюкова в состав 40-й армии, ей предстояло занять оборону южнее реки Сейм и прикрыть направление на город Сумы, где действовал 48-й немецкий танковый корпус.

Не успел штаб дивизии развернуться в указанном районе, как комдиву доложили, что артиллерийский полк уже ведет бой с фашистскими танками у села Николаевка. Первую атаку артиллеристы отбили. Лизюков немедленно направляет в помощь артполку танковую роту и 6-й мотострелковый полк, но пока они подошли, противник снова атаковал артиллерийский полк более крупными силами и занял Николаевку. 6-му мотострелковому полку пришлось развернуться в боевой порядок и вступить в бой с фашистами, в результате враг вынужден был с большими потерями отступить.

Ночью 30 сентября был получен приказ командующего 40-й армии: 1-й гвардейской Московской мотострелковой дивизии с приданным 1042-м стрелковым полком и во взаимодействии с кавалерийской группой генерала Белова ставилась задача уничтожить штеповскую группировку противника, в последующем, составляя резерв командующего, быть готовыми к наступлению.

Лизюков предложил такой план выполнения задачи: форсировать реку Сула, уничтожая в ходе выдвижения к Штеповке гарнизоны в мелких населенных пунктах, а затем нанести стремительный и мощный удар по Штеповке, где сосредоточены большие силы врага. Дивизия и кавалеристы были нацелены на окружение противника.

Наступление начали во второй половине дня 1 октября. После удара реактивной артиллерии в атаку пошли танки и пехота.

В 2 часа ночи Штеповку взяли, но дивизия Лизюкова и конники Белова продолжали наступать, противник побежал, началось его преследование. В ранние сумерки 3 октября полк Новикова атаковал Апполлоновку,  и к полуночи она была полностью очищена от врага.

Командир дивизии прибыл в штаб, когда там допрашивали пленных.

Глядя в пол, пожилой немец торопливо говорил:

— Нам сказали, что против нас действуют четыре русские дивизии…

— Какие же? – спросил Лизюков по-немецки.

— Первая московская, первая танковая, первая гвардейская, Краснознаменная, первая мотострелковая, господин офицер!

— Точно говорят у нас в народе: у страха глаза велики, – улыбаясь, сказал Александр Ильич.

…. Командование высоко оценило боевые действия дивизии гвардейцев, сорвавших планы захвата противником города Сумы.

Непосредственный свидетель тех событий, корреспондент газеты 40-й армии П.П. Вершигора,  впоследствии известный партизан-разведчик, Герой Советского Союза, писатель отмечал: «В районе Сум, впервые за эту войну, я увидел, как бегают немцы».

15 октября 1941 года в частях и подразделениях 1-й гвардейской Московской мотострелковой дивизии, с волнением читали статью Е. Кононенко, опубликованную в «Правде», где были такие слова:  «Никогда Москва нам не казалась такой родной, как сейчас, когда к ее древним стенам рвется злой и коварный враг. Витрины магазинов заложены мешками с песком, у ворот бочки с водой, окна заклеены темными полосками…

Идешь по улице и смотришь на каждый дом такими глазами, словно это не дом, а человек, живой человек, и ты телом своим готов прикрыть каждую улицу, каждый маленький переулок. Нет! Не хозяйничать гитлеровским холуям в нашей Москве».

— Очень точно переданы здесь мысли и чувства всех советских людей, – говорили на митингах гвардейцы.

Накануне дивизия получила приказ грузиться в эшелоны, не трудно было догадаться, что место гвардейцев на защите столицы нашей Родины – Москвы.

Начало «Тайфуна»

В сентябре 1941 года командующим Западным фронтом был назначен генерал И.С. Конев, командовавший до этого19-й армией. Армию у него принял М.Ф. Лукин, а в командование 20-й армией вступил генерал Ф.А. Ершаков.

К этому времени успешно завершалась наступательная операция в районе Ельни, проведенная  под руководством командующего Резервным фронтом генерала армии Г.К. Жукова.

Штаб 16-й армии разработал план действий войск на занятом ею рубеже. Мероприятия, предусмотренные в нем, обеспечивали решительный отпор противнику. В то же время были предусмотрены действия и на случай, если, несмотря на все усилия, противнику все же удастся прорвать нашу оборону.

Немецко-фашистские войска были еще намного сильнее нас, маневреннее, враг все еще удерживал инициативу, поэтому нужно было быть готовым и к подобному развитию событий. План был представлен новому командующему Западным фронтом И.С.  Коневу. Тот утвердил первую его часть и отклонил вторую.

Между тем данные разведки показывали, что во вражеском тылу начали появляться какие-то танковые и моторизованные части. Позже стало известно, что это шла подготовка к операции, вошедшей в историю под названием «Тайфун». Начало ее немецким командованием было назначено для 2-й танковой группы на 30 сентября, для остальных войск на 2 октября.

К началу операции численность группы армий «Центр» достигала 1,9 млн. человек. Она имела 14 тыс. орудий и минометов, 1700 танков, около 1390 самолетов, в общей сложности к наступлению было готово 78 дивизий (включая 14 танковых и 8 моторизованных), авиационное обеспечение осуществлял 2-й воздушный флот. Немецкое командование никогда до этого не сосредотачивало столь значительных сил в составе одной группы армий.

Советские войска на московском направлении насчитывали около 250 тыс. человек, 7,6 тысяч орудий и минометов, 990 танков.

В ночь на 2 октября разведгруппы 16-й армии сообщили, что со стороны противника слышен приближающийся шум танковых моторов. С рассветом в полосе обороны армии началось наступление немецких войск. Вражеская авиация бомбила КП армии, правда, не причинив ему большого вреда.

Одновременно с открытием артиллерийского и минометного огня двинулись немецкие танки, а вслед за ними поднялась пехота.

Врага встретила армейская артиллерия, не дрогнула и наша пехота. На некоторых участках дело дошло до рукопашных схваток. Бой продолжался до 12 часов дня. 16-я армия отстояла свои позиции. Весь следующий день, не предпринимая наступления, враг держал под сильным огнем полосу обороны армии. Самолеты усиленно бомбили позиции артиллерии и вели усиленную разведку дорог в сторону Вязьмы.

К вечеру 3 октября все более тревожными становились сообщения, поступавшие от соседей справа, из 19-й армии. Лукин просил помочь. Командарм 16-й направил ему две стрелковые дивизии, танковую бригаду и артполк. У соседа слева генерала Ершакова было все спокойно. Из штаба фронта никаких тревожных сигналов не поступало. А между тем гроза надвигалась. Вскоре она разразилась.

Решение командующего фронтом

Вечером 5 октября командующий 16-й армии получил телеграмму из штаба Западного фронта: «Немедленно передать участок с войсками генералу Ф.А. Ершакову, а самому со штабом  армии прибыть 6 октября в Вязьму и организовать контрудар в направлении Юхнова». Сообщалось также, что в районе Вязьмы командующий должен  получить пять стрелковых дивизий со средствами усиления. Все это было совершенно неожиданно. Уходить в такое время от войск? У командующего и штаба содержание телеграммы вызвало сомнения в ее подлинности.

Генерал Рокоссовский потребовал повторить приказ документом за личной подписью командующего фронтом. Ночью летчик доставил распоряжение, подписанное И.С. Коневым и членом Военного совета фронта  Н.А. Булганиным. Сомнения отпали, но ясности не прибавилось. Прибыли «приемщики» из 20-й армии. С